[Счастливая тыковка]

Название: Боксёрская груша
Автор:  Счастливая тыковка
Бета:  Счастливая тыковка
Персонажи: М.М., Хром
Рейтинг: РG
Размер: 971
Дикслеймер: права на мир и персонажей принадлежат Амано Акире
От автора: Не знаю, кто они по типологии, похоже, какой-то мангокактус. Чудеса селекции))

Утро было таким хорошим, таким ленивым и солнечным, а портил его один-единственный синяк. У локтя.
М.М. брела на кухню - точнее, место, которое они под неё приспособили - рассматривая руку то так, то эдак, и недовольно кривила губы. Это всё последствия вчерашней тренировки, но разве могла она отказать Мукуро-чану? Ничего ведь сложного: от неё требовалось лишь стоять, пока Хром отрабатывала на ней приёмы борьбы, которые сам Мукуро ей показал. Самые основные приёмы, для М.М. - давно пройденный этап.
Было очень тихо: ни криков, ни визгов, ни споров. Все ушли?..
- Что ты тут!?.. Ты где ночевала?
На кухне была Хром.
Она сгорбилась и заозиралась, словно пойманный вор.
- У... у себя!
- А что ты... ах да, сегодня же выходной.
Хром опустила голову и продолжила толочь ягоды в тарелке - чем она и занималась, пока её не прервали. М.М., конечно, до неё не было никакого дела, куда больше её волновал собственный завтрак. Холодильник сюда притащили ещё тогда, когда с ними были Близнецы и Птичник, место выбрали, исходя из того, что тут была раковина - чёрт его знает, может, здесь когда-то располагался ресторан.
А вот всё остальное принесли только недавно, зато теперь тут была настоящая кухня: шкафичики вдоль стены, стол, настенные полки. Даром что стёкла битые, да стены сыпятся.
Наполнив себе стакан воды, М.М. поинтересовалась:
- И где все?
- Ушли гулять, - помедлив секунду, ответила Хром, всё также не поднимая глаз. Вдруг одна из ягод слегка брызнула, и капля сока попала ей на щеку. - Ой.
М.М. тихо усмехнулась и поспешно опустила голову, чтобы это скрыть.
Лучше бы она этого не делала. На коленке был синяк.
И на второй тоже.
А всё чёртовы тренировки!
М.М. выдохнула и прикрыла глаза.
Ну что за девчонка.
Отставив пустой стакан в сторону, М.М. подошла к Хром и облокотилась о шкафчик, на котором та и делала себе ягодную смесь.
- Я бы столько сахара не сыпала. А то пойдут впустую все тренировки.
Хром вопросительно посмотрела в ответ.
- Хотя тебе...
И, поддавшись внезапному порыву, М.М. быстро и резко наступила Хром на ногу.
Но видимо, тренировка накануне не прошла даром: Хром быстро сориентировалась и попыталась наступить на ногу М.М., но та была на готове.
- Ха!
М.М. нападала, но Хром держала оборону. Стараясь наступить друг другу на ноги, они резво подскакивали, случайно сталкиваясь о стол и шкафчики. Очень весёлое упражнение для тренировки реакции, до тех пор, конечно, пока твою собственную ступню не отдавят.
- Ах ты...
Как-то получалось, что Хром уже больше нападала, чем защищалась. М.М. не удержалась, схватила её за руки и прижала к столу.
- Сколько раз ты сегодня отжалась?
- Нисколько, - испуганно ответила Хром. Она совсем не сопротивлялась рукам, скручивающим её руки.
- А почему? - М.М. ухмыльнулась и приблизила своё лицо к её. - Я теперь твой тренер, ты должна делать всё, что я скажу...
- Ты не тренер, - жалобно пискнула Хром.
- Что?
- Ты просто...
Как жалко это звучало! М.М. готова была услышать что-то вроде "ты просто помогаешь" или ещё какую нибудь никчёмную отговорку.
Но Хром крикнула:
- Просто боксёрская груша!
На секунду комната смазалась перед глазами, и вот М.М. стоит, сгорбившись, лицом к холодильнику с заломленной за спину рукой. Не на ту напала! М.М. наклонилась вперёд и двинулась влево - Хром не успела даже ухватить её за шею или за локоть - выпрямив руку и оказавшись лицом к Хром, она дёрнула ту на себя, развернула к себе задом, толкнула к шкафчику и нагнула над столешницей, заломив обе руки.
Хром только пискнуть успела.
По инерции М.М. всем своим телом навалилась на неё сверху, лицом уткнувшись в её волосы. "Вот ты и попалась", - прошептала она, смеясь. Хром попыталась дёрнуться, но тут же ойкнула от боли в запястьях.
М.М. одной рукой сжала обе её кисти, ногой придавила колени к столешнице.
- Как ты меня назвала? - свободной рукой М.М. задрала её короткую юбку.
Хром со стоном попыталась вырваться, но впустую.
- Я тебе покажу грушу! - и М.М. звонко шлёпнула девчонку по ягодице.
Всё же, Хром удалось вытиснуть ногу и неловко двинуть ею М.М.. Замешкавшись, та ослабила хватку и тут же получила удар по колену. Отшатнувшись, М.М. не успела увернуться от удара в плечо - Хром била кулаком, но била неумеючи, пытаясь надавить своим малым весом, тогда как суть удара в скорости. Это ей ещё предстояло усвоить в занятиях с Мукуро: тот хоть и был высоким, но нетяжёлой комплекции, а ударить мог так, что кости затрещат.
Однако, М.М. едва не упала на шкафчик, задев рукой стоявшую там кружку с чьим-то недопитым кофе.
- Я вытру! - крикнула Хром, хватаясь за тряпку.
- Нет, я! - М.М. была слишком раззадорена, чтобы останавливаться.
Они принялись яростно тереть стол, сталкиваясь ладонями, и одновременно сбили ту самую кружку. С секунду обе смотрели, как она катится по столу, и тут же двоём стали ловить её, задевая друг друга, и в итоге обе вцепились в несчастную посуду мёртвой хваткой.
Обе рывками хватали воздух.
- Хорошая у тебя реакция, - совладав с дыханием, сказала М.М.
Хром отлепила дрожащие ладони от кружки. М.М. довольно ухмыльнулась, но её ухмылка немедленно сникла: в руках Хром появилось иллюзорное копьё. Она вонзила древко в пол - знакомое движение - и в комнате загорелись огненные столбы. Взвизгнув, М.М. кинулась к холодильнику - объекту, который никто в Кокуё не посмел бы сломать.
- Что ты делаешь?! Я на тебя разозлилась, но я отходчивая! Перестань!
- Ты тоже... меня разозлила, - сквозь треск пламени послышался голос Хром.
- Так давай решим это цивилизованно!
Иллюзии исчезли.
М.М. подскочила к столу и, усевшись на табуретку, положила на него локоть.
- Армрестлинг!
Хром выглядела опешившей.
- Но я... я проиграю! - удивлённо ответила она.
Выдохнув и прикрыв глаза, М.М. ответила:
- На самом деле, ты можешь победить даже более сильного противника, если будешь знать приёмы. Садись. Я тебя научу.
Хром постояла секунду, не двигаясь, но всё же, уверенно направилась к столу.
Со шкафчика капал на пол позабытый ими ягодный коктейль.

@темы: фанфик, Команда тыквы, работа по чужому пейрингу, внеконкурсная работа

---

[Очень Суровый Шиповник]

Название: Любовник из будущего
Автор: Ollyy
Бета: Shun
Размер: 873 слова
Пейринг/Персонажи: Мукуро/Фран
Категория: слэш
Жанр: стеб
Рейтинг: R
Краткое содержание: Из десятилетнего будущего Мукуро вынес мысль о необходимости отращивать волосы, пару-тройку новых боевых техник и ужасающее, мрачнейшее осознание близящейся старости. Там, десять лет спустя, он провел у зеркала не один час, пристально и придирчиво рассматривая собственное тело, и разглядел морщинки вокруг глаз и рта, вялую кожу запястий и даже — о ужас! — утратившие былую упругость ягодицы.
Предупреждение: трэш, угар и содомия и в некотором роде чен-слэш
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире. Автор материальной прибыли не извлекает.
От автора: Автор сам не заметил, как, когда и почему команда Киви так и не собралась. Им, читателям и участникам СБ и моему дорогому Очень Суровому Шиповнику посвящается.

Из десятилетнего будущего Мукуро вынес мысль о необходимости отращивать волосы, пару-тройку новых боевых техник и ужасающее, мрачнейшее осознание близящейся старости. Там, десять лет спустя, он провел у зеркала не один час, пристально и придирчиво рассматривая собственное тело, и разглядел морщинки вокруг глаз и рта, вялую кожу запястий и даже — о ужас! — утратившие былую упругость ягодицы.
Последнее беспокоило его сильнее всего.
Там, в будущем, у него был молодой любовник, немногим старше него нынешнего, и отношения эти, судя по всему, были устоявшимися. Мукуро холодел при мысли о том, каким снисходительным взглядом, полным презрительной жалости молодого самца к дряхлеющему, должно быть, смотрел на его ягодицы Фран. Выхода из этой ситуации не было — будущее схлопнулось, оставив их настоящих за бортом, и продолжило развиваться своим чередом. Где-то там, в одном из множества параллельных миров, Мукуро по-прежнему мазал лицо омолаживающим кремом с коллагеном и алоэ вера и давал Франу только в полумраке. Наводить иллюзии было бесполезно — один из многочисленных минусов романа с коллегой.
Мукуро из настоящего твердо решил не допустить для себя такого будущего. Лишаться любовника не хотелось, изощренность в постельных утехах была одним из немногих плюсов романа с адептом Тумана. Выход оставался один — завести отношения до того, как вместе с двадцатипятилетием на него свалится старость.
«Мда, — сказал сам себе Мукуро, увидев потенциального любовника, — определенно есть над чем работать». Но с утра, глядя в зеркало, Мукуро со всей убежденностью взрослого пятнадцатилетнего мужчины понял, что достиг расцвета, пика своей физической красоты, и тянуть дальше бессмысленно.
Увидев его, Фран нахмурился.
— Эй, дяденька, это ты украл мою шапку? — спросил высокий, тощий подросток с зелеными волосами и татуировками в уголках глаз, точь-в-точь такой, каким его запомнил Мукуро. Он недовольно сморщился, моргнул — и превратился в шести-семилетнего пацана в растянутой белой майке и шортах, обнажающих ободранные коленки, с дурацкой шапкой в виде огромного яблока на голове, словом, в того, кого Мукуро три минуты назад и встретил на берегу реки.
Так провалился план А — с помощью иллюзий превратить мелкого Франа в своего ровесника. Невелика беда, если не считать того, что плана Б не было. Мукуро вздохнул и приготовился импровизировать.
Для начала он забрал Франа к себе (его бабка была этому только рада и все норовила приплатить; прошла пара дней, и Мукуро полностью ее понял), отмыл и накормил. Кое-как объяснил, что произошло — Франа удовлетворило объяснение, что он стал учеником ананасовой феи. На этом простая часть закончилась. Ждать хотя бы лет пять Мукуро не мог, он физически ощущал, как вот-вот закончится цветение, и начнется увядание его молодости и красоты. Осторожно он поинтересовался у Франа, сколько тому лет, внятного ответа не получил и решил, что около восьми-девяти. Где девять, там и одиннадцать, а кого и когда смущали отношения, в которых разница в возрасте между партнерами составляла четыре года? Убедившись, что он не педофил, Мукуро успокоился и перешел к делу.
— Давай я прочитаю тебе сказку на ночь, — ласково проговорил он, заботливо подоткнул одеяло (говоря начистоту, мелкий Фран его совершенно не возбуждал, иллюзию накладывать было бесполезно — гаденыш моментально ее скидывал, но если поплотнее замотать его в одеяльце, то можно было представить на месте тощего пацана Франа из будущего) и раскрыл книгу. — «Мартин встретил Фреда, и их охватила страсть, бескрайняя, словно степной пожар, и жаркая, как ночь в Сахаре»…
— Вообще-то ночь в пустыне холодная, — монотонно перебил его Фран. — И мне кажется, это какая-то скучная сказка.
— А какие сказки ты любишь? Про что хотел бы послушать?
— Я люблю землянику. Киви, — обстоятельно начал Фран, перечислил еще корзинки две продуктов и закончил: — и вообще поесть.
Мукуро заскрипел бы зубами, если бы не знал, как плохо это сказывается на состоянии эмали; нахмурился бы, если не опасность заработать морщины на лбу… Мысленно он выпустил во Франа десяток дротиков, расстроился из-за того, что один из них пролетел мимо цели, перевернул страницу и начал импровизировать.
— Еда, значит? Ну хорошо, будет тебе еда. «Глаза Фреда блестели, будто спелые сливы, а полураскрытые губы манили малиновой сладостью и мягкостью. Мартин провел по полупрозрачной, как белая смородина, коже, покрытой легким, едва ощутимым под пальцами пушком, разорвал ворот рубахи и припал к белоснежной груди. Он играл с сосками, как с вишневыми косточками, посасывал их, легонько прикусывал зубами и снова лизал. На вкус Фред был сладким, как ежевика или арбуз, и оторваться от него было все равно, что оторваться от фруктового десерта после трех дней голода. Голова шла кругом, суматошные удары сердца гулом крови шумели в ушах… Молния на чужих джинсах поддалась легко, Мартин стащил с любовника штаны вместе с нижним бельем и на миг замер, залюбовавшись открывшимся зрелищем: посреди жестких и спутанных, будто ветви шиповника, волос гордо высился крупный розоватый член, похожий на изящный клубень дайкона. Мартин осторожно обвел его языком и взял в рот до самого основания, оглаживая аккуратные, поросшие короткими волосками яички, упругие, как киви, и ягодицы. Вскоре палец его коснулся сморщенной черносливины входа, покружил вокруг и аккуратно надавил»…
Мукуро сделал паузу. Он дышал с трудом и, откровенно говоря, дело тут было не только в том, что он утомился читать вслух. Мысленно поздравив себя с победой, он начал воскрешать в памяти образ взрослого Франа, раз уж иллюзию использовать не получится.
— У меня вопрос, — сказал Фран, и, наверное, Мукуро стоило бы насторожиться, но он был слишком занят, припоминая совершенство своего отражения в зеркале. — А почему эта сказка про двух мужчин, когда один из них должен быть женщиной?
Мукуро не сдержался и, позабыв про эмаль, скрипнул зубами. Начало его романа откладывалось на неопределенный срок.

@темы: фанфик, Команда шиповника, работа по чужому пейрингу, внеконкурсная работа

---

[arbuz-team]

Код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: О любви
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Персонажи: Занзас/Цуна, другие фоном
Жанр: романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Размер: 3 593 слова
Дикслеймер: Отказываемся.
Саммари: Долго не кончать - преимущество мужчины! Мужчины, а не оратора! (с)
Предупреждения: POV, UST

На другой день к завтраку подавали очень вкусные отбивные, кальмаров и панированную говяжью вырезку; и пока ели, приходил наверх Луссурия справиться, что гости желают к обеду. Боа его на этот раз было розовое и пушилось больше обыкновенного, а ирокез раскрашен во все цвета радуги в честь прошедшего на той неделе в Риме гей-парада.
Занзас, изрядно пьяный, рассказал, что маленький Маммон был влюблен в Луссурию. Из-за скандального нрава Луссурии Маммон ни за что не хотел в постели притворяться для него трупом, хоть бы и за деньги. Но некрофилия Луссурии успела дойти до последней стадии, когда член его не поднимался ни на что кроме мертвых тел; он требовал, чтобы Маммон исполнял его желание, и иначе не хотел, и бранил его, и кричал, и даже бил посуду. Маммон же, по причине тонкой душевной организации, прятался на чердаке варийского особняка и, наверное, рыдал, и тогда даже Сквало не мог упросить его оттуда спуститься.
Стали говорить о любви.
- Как зарождается любовь, - сказал Занзас, - почему Маммон не полюбил кого-нибудь другого, более подходящего ему по его душевным и внешним качествам, вот того же мусора, а полюбил именно Луссурию, этого пидараса, - тут у нас все зовут его пидарасом, - поскольку в любви важны вопросы личного счастья - все это неизвестно и все это можно трактовать как угодно. До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что "хуй ее знает", все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными. То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему, - это объяснять каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать. Надо, как говорит доктор Шамал, расстегивая ремень, индивидуализировать каждый отдельный случай.
- Совершенно верно, - согласился Закуро.
- Мы, итальянцы, питаем пристрастие к этим вопросам, остающимся без разрешения. Обыкновенно любовь поэтизируют, украшают ее розами, соловьями, мы же, итальянцы, украшаем нашу любовь этими роковыми вопросами, разжигающими нашу страсть. Вот, к примеру, спутник моей жизни, мусор, всякий раз, когда я держу его в объятиях, думает о том, как бы еще потренировать солдат и почем теперь говядина за фунт. Так и мы, когда любим, то не перестаем задавать себе вопросы: честно это или нечестно, умно или глупо, к чему поведет эта любовь и так далее. Хорошо это или нет, я не знаю, но что это мешает, не удовлетворяет, раздражает - это я знаю.
Было похоже, что он хочет что-то рассказать. У людей, живущих в компании идиотов, всегда бывает на душе что-нибудь такое, что они охотно бы рассказали. Зачастую нарочно ходят в бары и в рестораны, чтобы только поговорить, и иногда рассказывают барменам или официантам очень интересные истории, или же изливают душу перед своими гостями. Теперь в окна было видно серое небо и деревья, мокрые от дождя, в такую погоду некуда было деваться и ничего больше не оставалось, как только рассказывать и слушать.
- Я живу в Варии и занимаюсь ей уже черт знает сколько, - начал Занзас, - с тех пор, как меня разморозили, решил взяться за ум. По воспитанию я, сам понимаете, наследник мафиозо, по наклонностям - бандит, но Вария, как только мне представилась возможность посмотреть на нее не как на личную армию, а как на важную часть семьи, оказалась обременительной. Мусор вместе с этим своим Оттавио оставили мне проблемы и с Вонголой, и с военными, так что я решил, что пришла пора подойти к делу более ответственно, заставить уважать нас и бояться. Я решил так и начал управлять, признаюсь, не без некоторого отвращения по отношению к этим приевшимся рожам, свидетелям моих предшествующих неоднократных неудач. Убийств, с этой мирной политикой Тимотео, а за ним и Савады, заказывают не много, и, чтобы было не в убыток, приходится вертеться, как белка в колесе, и на мусора орать почаще, чтобы рядовых лучше тренировал, и даже работать время от времени самому с офицерами, для острастки, ну и для экономии. Но я тогда еще не вдавался в такие тонкости. Гонял я всех нещадно, работа кипела неистовая; я сам тоже убивал, жег, грабил караваны с кокаином и при этом скучал и брезгливо морщился, как Хибари Кея при виде иллюзиониста; тело мое все еще болело, и я спал на ходу. В первое время мне казалось, что эту жизнь я могу легко помирить со своими привычками спать и есть круглосуточно и пить без меры; для этого стоит только, думал я, держаться собственных принципов. Я поселился тут наверху, в парадных комнатах, и завел так, что после завтрака и обеда мне подавали виски и, ложась спать, я читал на ночь "Форбс". Но как-то после особо неудачной миссии я в один запой выжрал все оставшееся виски; и "Форбс" пошел к Бельфегору, так как я не успевал после миссий добраться до своей постели и засыпал в гостиной на диване или где-нибудь в столовой - какое уж тут чтение? Я мало-помалу перебрался вниз, стал обедать вместе с офицерами, и из прежней роскоши у меня осталась только привычка кидаться стаканами по делу и без.
После Конфликта Колец я остался жить в Варии. Кое-когда приходилось наезжать и в Вонголу и принимать участие в совете семьи, и хоть я относился к своей обязаннасти с отвращением, мало-помалу это начало меня развлекать. Когда поживешь месяца два-три одними убийствами да перевозкой порошка, то в конце концов начинаешь тосковать по человеческому общению и шведскому столу. А в Вонголе было и подобие общества, сопливого, конечно, и шведский стол, и неплохой винный погреб. После спанья на жестком диване, после обедов с дебилами сидеть в мягком кресле кабинета Савады, откуда самого Саваду согнать на полчасика как раз плюнуть - это такая роскошь!
В Вонголе меня принимали показательно-добродушно, давала о себе знать всепрощающая политика Савады. И, как ни странно, из всех знакомств именно знакомство с ним оказалось самым основательным и далекоидущим. Саваду вы знаете оба: малодушный сопляк. Это было как раз после того, как прервались поставки героина из Турции; разбирательство продолжалось два дня, мы были утомлены. Когда все разбрелись покурить и передохнуть, Савада посмотрел на меня и сказал:
- З-знаешь что, Занзас? М-может быть, пообедаем?
Это было неожиданно, так как хорошо относиться к себе Саваде я не давал никакого повода. Я только на минутку зашел в выделенную мне гостевую спальню, чтобы освежиться, и отправился на обед. Там же мне представился случай познакомиться с Сасагавой Кеко, будущей женой Савады. Тогда она была еще очень хороша собой, а их с Савадой пара смотрелась как-то особенно гармонично. Дело прошлое, и теперь бы я затруднился определить, что, собственно, произошло такого необыкновенного, но тогда же за обедом для меня все было неотразимо ясно; я видел, насколько эти двое друг на друга похожи, маленькие, щуплые японцы с испуганными голосами, и не скажешь так, кто из них мальчик, а кто девочка; и сразу я почувствовал неясное томление, видя в Саваде существо близкое, уже знакомое, привычное моим предпочтениям, но в то же время необыкновенное, манящее, извращенно-гетеросексуальное.
В прекращении поставок героина обвинили постоянного поставщика Варии и, по-моему, небезосновательно, так что я предлагал найти его и свернуть ему шею. За обедом я очень злился и был мрачен, и уж не помню, что я говорил и как ругался, только Кеко все покачивала головой и говорила Саваде:
- Цу-кун, как же это так?
Савада - это добряк, один из тех простодушных людей, которые крепко держатся мнения, что все люди хороши в глубине души, а c мафией лучше вообще не связываться, а раз уж связался, то следует делать дела, закрыв глаза и заткнув уши, и уж тем более не вспоминать об этом ужасе за обедом.
- Ничего, - говорил он мягко, - разберемся как-нибудь, как-нибудь потом, мирным способом.
И оба, Савада и Сасагава, старались, чтобы я побольше ел и пил, видимо, чтобы разговаривал поменьше; по некоторым мелочам, по тому, например, как они касались друг друга, и по тому, как они понимали друг друга с полуслова, я мог заключить, что живут они мирно, благополучно и что даже вполне рады моему присутствию, несмотря на наши расходящиеся мнения. После обеда мы заканчивали разбирательство героинового дела, а позже я уехал к себе. Это было в начале весны. Затем все лето провел я в делах Варии, и было мне некогда даже подумать о Вонголе, коль скоро еще и наш героиновый доход оказался так урезан, но воспоминание о маленьком щуплом андрогинном японце оставалось во мне все дни; я не думал о нем, но точно легкая тень лежала на моей душе, и досаду перекрывало вожделение.
Позднею осенью Вонгола устраивала прием с благотворительной целью, деньги собирали на питомник для канареек. Вхожу я в кабинет Савады (он просил меня зайти накануне), только вижу его, и опять то же самое неотразимое, бьющее впечатление трогательности и двоякости, и опять то же чувство близости.
Мы сидели друг напротив друга молча, пока Савада не предложил прогуляться.
- Ты осунулся, - сказал он. - Много дел?
- Да. У меня все еще болят шрамы, и в дождливую погоду я дурно сплю.
- У тебя вялый вид. Тогда, весной, когда ты приходил обедать, ты был как-то бодрее, злее. Тогда ты был воодушевлен и много говорил, я слушал твои отборные ругательства с интересом, и, признаюсь, я даже немножко восхищался тобой. Почему-то часто в течение лета я вспоминал тебя и сегодня решил с тобой непременно поговорить.
И он неловко засмеялся.
- Но сегодня ты выглядишь устало, - повторил он.
На другой день я заезжал в Вонголу по делам и остался пообедать, да так и провел в Вонголе остаток дня, наблюдая с дивана в кабинете Савады, как тот ведет дела. В полночь я снова пил чай с Сасагавой и Савадой в тихой, семейной обстановке, горел камин, и Кеко то и дело отходила на кухню, привычка заниматься приготовлением еды была в ней неистребима и не исчезла даже с появлением в Вонголе собственных поваров и прислуги. И после этого в каждый свой приезд в Варию я непременно оставался обедать с Савадой. Ко мне привыкли, и я привык. Обыкновенно входил я не предупреждая, распахивая дверь с ноги как свой человек.
- Занзас! - восклицал обычно Савада. - Хорошо, что ты приехал.
Кеко тоже иногда выходила ко мне с озабоченным лицом и всякий раз спрашивала:
- Почему вас так долго не было? Случилось что-нибудь?
Взгляд Савады, его худые руки, вечно всклокоченные волосы, влажный взгляд всякий раз выдавали его искреннее участие, одновременно приводя меня в замешательство и производя на меня все то же впечатление чего-то необыкновенного в моей жизни. Мы беседовали подолгу и подолгу молчали, Савада думал о своем, а я спал на его удобном диване в кабинете, этот диван был в сотни раз лучше пыльной и жесткой, как мне тогда казалось, варийской мебели, или же Савада расспрашивал меня о тяготах управления семьей - сам он еще не вполне справлялся. Если же никого не было дома, то я оставался и ждал, гонял прислугу, ел, спал или же читал газету, а когда Савада возвращался, то я встречал его кивком, и почему-то всякий раз появление Савады производило на меня странное чувство, будто я жду его, точно влюбленный мальчик.
Савада никогда не был разборчив в связях, а пословицу “скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты” и подавно нельзя было к нему применить, потому что это обилие умелых убийц со сложным характером никак не могло складываться вот в это: всепрощающее, добродушное, бесхарактерное. Савада, как и о своих друзьях, беспокоился обо мне. Если я долго не приезжал, то, значит, я был слишком загружен делами Варии или что-нибудь случилось со мной на миссии, и он сильно обо мне беспокоился. Не в последнюю очередь Савада беспокоился, что мои амбиции, моя сила не находят себе достойного применения, что я, может быть, слишком недоволен тем, что приходится оставаться на месте главы Варии и управлять ею, однако Савада прекрасно понимал, что и место босса Вонголы поделить мы между собой не можем. Саваде казалось, что я рано или поздно начну покушаться на его место, но со свойственным ему добродушием отметал эти мысли, продолжая общаться со мной как ни в чем не бывало, однако же время от времени я чувствовал на себе его пытливые взгляды. Они были как-то особенно трогательны, потому что со временем мысли о власти начали покидать меня, и я втайне радовался, что возиться с хозяйством во много раз больше моего приходится именно Саваде. Когда я бывал особенно сердит, а с моими подчиненными я бывал сердит довольно часто, Савада пытался меня успокаивать, подходил ко мне и с серьезным лицом говорил:
- Занзас, не волнуйся так, пожалуйста, все мы тебя поддерживаем. А если тебе нужна какая-нибудь помощь... мы же одна семья, в конце концов!
И уши краснели у него от волнения. К таким предложениям я относился снисходительно и даже практически не раздражался, потому что глупости Савады не было предела, а за олений взгляд его глаз простить можно было многое, только представляя, как заваливаешь Саваду на кровать. А случалось, что точно так же он подходил ко мне, с красными ушами, и говорил:
- Я убедительно прошу тебя принять вот этот подарок.
И подавал запонки, портсигар или бутылку марочного алкоголя. Савада не разбирался ни в украшениях, ни в алкоголе, но эти его попытки угодить мне выглядели трогательно, и я за это даже пару раз организовал им пару бесплатных миссий Варии, хоть Маммон и очень возмущался. Кстати сказать, в Вонголе, в отличие от Варии, с деньгами всегда все было в порядке: Савада мог похвастаться не только успешно поставленным бизнесом, но и солидным капиталом, накопленным предыдущими поколениями. Мне случалось грабить, не по мафиозным законам, а просто отбирать деньги у дельцов и владельцев разных заведений, хоть и без опасений - из-за моего сурового нрава мало кто в мире мафии готов был рисковать и связываться со мной, - но и все дальше отходя от традиций. Я долго был не особенно разборчив, но никакие силы не заставили бы меня поднять тарифы на заказы Вонголы, так я был расположен к Саваде и опасался какого-либо нарушения наших с ним отношений.
Я был несчастлив. И дома, и на миссии, и за обедом, и прежде чем отойти ко сну, и в душе я думал о нем, я старался понять тайну юного, слабого, глупого и до боли, хоть он сам того не замечал, сексуального Савады, возглавлявшего старейшую, сильную организацию, долгое время являвшуюся предметом моих мечтаний, Савады, в которого я ухитрился так глупо, странно влюбиться. Этого добряка, простяка, наивно расположенного ко всем вообще людям; на приемах и вечеринках держащегося скованно, то и дело запинающегося в танце о свои ноги; с покорным, безучастным выражением, точно его привели сюда продавать, принимающего приглашения партнерш. Человека, который верит, однако, в дружбу, и в силу Вонголы, и даже в меня, заранее принимая любые мои намерения; и я все старался понять, что же, что же творится у него в голове, и как он стоит во главе прежде вожделенной мною Вонголы, и что бы делал сейчас я, будь на его месте - но часто тут же осекал себя, опыт научил меня многому.
Приезжая в Вонголу, я всякий раз по глазам Савады видел, что он ждал меня; и он сам признавался мне, что еще с утра у него было какое-то особенное чувство - гиперинтуиция, - он угадывал, что я приеду. Мы подолгу говорили, молчали, но мы не признавались друг другу в нашей любви и скрывали ее, он робко, а я ревниво. Мы, казалось, пытались оградиться от всего, что могло бы открыть нашу тайну нам же самим. Я любил нежно, глубоко, но я рассуждал, я спрашивал себя, к чему может повести наша любовь, если у нас не хватит сил бороться с нею; мне казалось невероятным, что эта моя необычно тихая, грустная любовь вдруг грубо оборвет сложившиеся между Вонголой и Варией отношения, как посмотрят на это хранители Савады, не заподозрят ли меня в злых намерениях. Многие из них и раньше мирились с моим присутствием только благодаря увещеваниям Савады, а теперь, убедившись в отсутствии его способности мыслить здраво в такой ситуации, могли пойти дальше и привлечь Аркобалено, силу, которой трудно было противостоять. Безопасно ли это? Савада был бы моим, но какой ценой? Что произошло бы после раскрытия нашей связи? Другое дело, если бы репутация моя не была так запятнана попытками переворотов, если бы не мой злой нрав, мой скверный характер, если б я не был хозяином полусотни наемных убийц, в любой момент готовых действовать по приказу, будь я простым членом семьи или даже прислугой - ни одного вопроса моя связь с Савадой ни у кого бы не вызвала. Но о таком я не хотел даже и думать, хотя иногда меня занимали мысли о том, каким могло бы стать наше совместное счастье.
Савада, по-видимому, рассуждал подобным же образом. Он думал о семье, о Вонголе и о предназначенной ему роли, о Кеко, которую прочили ему в жены и их будущих детях. Если б он отдался своему чувству, то пришлось бы лгать или говорить правду, а в его положении, с его характером то и другое было бы одинаково страшно и неудобно. И его мучил вопрос: что мне принесет его любовь, не осложнит ли она моей жизни, не навлечет ли ненужных подозрений? Ему казалось, что он слишком слабохарактерен для меня, недостаточно энергичен, не способен всей полнотой чувств ответить на мою бурную страсть. Он часто говорил со мной о том, что мне нужно наладить отношения со Сквало, и без того несущим вместе со мной все тяготы, взвалившим на свои плечи многие заботы о Варии, - но для меня эти отношения были глубоко в прошлом, а кто там сейчас был у мусора, я и знать не хотел.
Между тем годы шли. У Кеко было уже двое детей. Когда я приезжал в Вонголу, прислуга улыбалась приветливо, дети кричали, что пришел дядя Занзас, и вешались мне на шею; все радовались. Не понимали, что делалось в моей душе, и думали, что я тоже радуюсь. Никто больше не видел во мне угрозы. И взрослые, и дети чувствовали, что по комнате ходит друг семьи, и это вносило в их отношения ко мне какую-то особую прелесть, точно в моем присутствии и их жизнь была добрее и приятнее. Мы с Савадой, бывало, ходили вместе по барам, всякий раз пешком, но без сопровождения охраны было не обойтись; мы сидели за барной стойкой или за столиком рядом, часто плечи наши касались, я молча брал из его рук стакан или пепельницу и в это время чувствовал, что он близок мне, что он мой, что нам нельзя друг без друга, но, понимая, что за нами сейчас следят десятки глаз, выходя из бара, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие. В Вонголе не переставали ходить смутные слухи, но ни один из них не нашел достаточного подтверждения, чтобы то, чего мы боялись, произошло.
В последние годы Савада стал чаще уезжать по делам; ситуация с семьей Миллефиоре, вашей семьей, уже начала вызывать опасения, у Савады часто бывало дурное настроение, являлось сознание того, что где-то им были допущены ошибки, он избегал и расспросов хранителей, а меня не брал на переговоры, зная, что резким словом я могу испортить временное перемирие между семьями. Савада, почти бросивший, снова начал принимать таблетки посмертной воли.
Мы молчали и все молчали, а при посторонних он избегал разговоров со мной; отвечал сухо и коротко и просил не вмешиваться в управление семьей. Он только хмурился, когда я делал глупости вроде того, что жег занавески в его кабинете, и сухо ронял:
- Иного я от тебя и не ожидал, Занзас.
В баре он все чаще говорил мне:
- Ты пьешь, как свинья.
К счастью или к несчастью, в нашей жизни не бывает ничего, что не кончалось бы рано или поздно. Наступило время разлуки, Савада готовил масштабный план войны с Миллефиоре, и вся верхушка Вонголы перемещалась из Италии в Японию. Я глядел на обжитой замок Вонголы, полнящийся детским смехом и шагами десятков людей, и понимал, что, может быть, никогда не увижу такого более. Было решено, что Савада в конце августа уедет окончательно.
Провожали Саваду и его хранителей и друзей представители семей альянса, в их числе и Вария. Когда он уже распрощался со всеми прочими, я предложил проводить его до самолета; и нужно уже было прощаться. В частном самолете Савада ехал в ином отсеке, чем его хранители, и мы остались наедине, взгляды наши встретились, и мы оба поняли, что не можем больше терпеть, я обнял его, и он прижался ко мне со всей страстью; я целовал его лицо, руки, лихорадочно стаскивал с него одежду, - о, как мы были тогда несчастны! - я признавался ему в своей любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как ненужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить. Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.
Мы любили друг друга прямо на ковре в проходе между сиденьями, и пилот, не дождавшись, пока я выйду, уже поднял самолет в воздух. Мы с Савадой предавались последней своей страсти, жадно и нетерпеливо. Я сошел на землю, когда самолет приземлился дозаправиться в Париже, и обратно летел пассажирским рейсом. На прощание Савада сказал мне, что он нашел способ все изменить; в этой жизни мы и вправду видимся последний раз, потому что далее следует либо поражение в войне против Миллефиоре, либо победа в ней же, которая принесет нам новое будущее и совсем другую жизнь, в которой, как знать, все может сложиться иначе, но в которой мы станем совсем иными людьми...
Пока Занзас рассказывал, дождь перестал и выглянуло солнце. Закуро и Кике вышли на балкон; отсюда был прекрасный вид на сад и на реку, которая теперь на солнце блестела, как зеркало. Они любовались и в то же время жалели, что этот человек с тяжелым взглядом, который в порыве пьяного чистосердечия рассказывал им свою печальную историю, и сейчас продолжал командовать Варией, вновь не став боссом Вонголы; и они думали о том, каково было в то время, о котором их умы сохранили лишь смутные, никогда не существовавшие воспоминания; и произойдет ли воссоединение Занзаса и Савады Цунаеши здесь; и как, должно быть, несчастен был тот, навсегда прощаясь с Занзасом в самолете. Оба они уже успели повстречать Саваду в этом мире, а Закуро даже находил его вполне приятным малым.

@темы: фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу, внеконкурсная работа

---

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Стандартная процедура
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Персонажи: Цуна/Занзас
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Размер: 1532 слова
Дикслеймер: Всех имеет Амано.
Саммари: Савада Цунаеши привык обращаться с врагами гуманно.

Идея пришла им в голову, когда Занзаса осматривал Шамал. Процедура в таких случаях производилась стандартная - на пациента надевались чулки в сеточку или, например, корсет, а чтобы не возникло никаких сомнений, на волосах Занзаса закрепили два кокетливых бантика. Если бы он видел себя в зеркале - и не был при этом обколот транквилизаторами, - наверное, пришел бы в ярость.
- Нейролептики, - сказал Шамал, стряхивая пепел в лоток. - Если вы хотите остановить выработку пламени, а пламя зависит от решимости, просто подавите его волю.
Занзас дремал, приязанный к больничной койке, сквозь сетку чулков топорщились темные волосы на ногах.
- И гормоны, - добавил Шамал со вздохом. - Женские особи проявляют меньшую агрессию и быстрее адаптируются к ситуации.
- Это бесчеловечно, - сказал Цуна.
- Нет, ну можешь убить его, если так хочешь. - Цуна помотал головой. - Так что вот он, мой тебе совет. Сейчас еще рецепт напишу. Препараты найдутся у Верде, сам такого не держу.

Занзаса держали в комнатах в восточном крыле особняка, там, куда не было доступа прислуге и домочадцам, даже не всем хранителям, никому, кроме сиделок, охранников и доверенных лиц. Инъекции делали дважды в день, утром и перед сном, еще четыре препарата нужно было принимать внутрь. Три раза в день Занзаса кормили, один раз в сутки - выводили гулять в обсаженную по периметру часть внутреннего двора, так чтобы никто не мог наблюдать за этими прогулками. Занзас постоянно находился в полудреме, мало разговаривал, не проявлял интереса к окружающему миру, погрузившись в свои мысли. Доставляемые ему газеты и книги почти не трогал, попыток сбежать не предпринимал. Через месяц его тело сделалось бледным и мягким, отяжелели бедра и ягодицы, шрамы сделались почти незаметными.
Цуна бывал у него два или три раза за это время. На Занзаса было жалко смотреть.
- Я все понимаю, - говорил Гокудера. - Но после того, что он сделал, мы не можем просто взять его и отпустить.
- Когда курс лечения кончится? - спрашивал Цуна и уже понимал: предположительно никогда. Занзас выйдет из этого плена другим человеком, но будет ли этот человек лоялен Вонголе - совсем другой вопрос. Если, конечно, не предпринять ничего сейчас.

Когда на перекидном календаре сменился лист, Цуна решил поговорить с Занзасом лично. Тот не сразу узнал его, долго смотрел расфокусированным взглядом, а потом обронил:
- А, ты, - и отвернулся.
Цуна устроился на скамье рядом с ним и посмотрел туда же, куда глядел Занзас. Перед ними была пустая, покрытая песком площадка. Сзади - стена особняка, с трех оставшихся сторон квадрат земли ограничивала зелень невысоких деревьев, одинаковая, однородно колышущаяся и бессмысленная.
- Как дела? - попробовал вызвать его реакцию Цуна. - Тебе здесь нравится?
Спрашивать такое было стыдно, но других слов не нашлось.
Ответом Цуне стала тишина, тогда он повернулся и стал смотреть на Занзаса. Смирительной рубашки тому больше не полагалось, но руки были связаны за спиной. Хлипкая пуговица под воротом пижамы расстегнулась, и под тканью видна была мягкая, плотная грудь. Цуна обратил внимание, что щетина на лице Занзаса посветлела и истончилась.
- Ты хорошо себя чувствуешь? Занзас?
Услышав свое имя, он кивнул.

- Он сейчас живет, в основном, физиологией, - рассказала наблюдающая за Занзасом врач. - Он слышит и все понимает, может отвечать на вопросы, сохранил способность к речи, но все это кажется ему незначительным. Его больше интересует, чтобы вовремя приносили еду, чаще проветривали. Если этого не случается, начинает раздражаться - сохранился еще кое-какой характер. Половая функция ослаблена, но он иногда проявляет сексуальное желание, - тут врач смутилась. - Я думаю, в текущих обстоятельствах он смог бы исполнять только роль пассивного партнера.
- В смысле? - спросил Цуна.
- Он принимает женские гормоны, в результате нарушена эрекция.
- А. Извините.

В комнате у Занзаса было пусто и пыльно, Цуна решил, что нужно проследить за тем, как здесь убираются. После прогулки освобожденный Занзас, видимо, решил, что пришло время послеобеденного сна, и принялся раздеваться, совершенно не стесняясь Цуны, но хватило его только на то, чтобы сбросить пижамные штаны. Один из охранников зашел, чтобы аккуратно перевесить их на спинку стула. Цуна наблюдал за разворачивающейся сценой из дальнего угла комнаты. Занзас лег на диван спиной к нему, поджав под себя ноги, голая задница чуть свешивалась - диван был узким и коротким.
- Занзас.
Когда охранник вышел - вряд ли он перестал смотреть, но так его присутствие чувствовалось меньше, - Цуна подошел и коснулся плеча Занзаса:
- Давай оденемся. Так нельзя.
Занзас недовольно повел плечом и спрятал лицо в сгибе локтя.
- Занзас, пожалуйста, - повторил Цуна, как маленькому. - Нужно же соблюдать какие-то приличия.
- Похуй, - глухо раздалось откуда-то из складок ткани.
Цуна аккуратно, но настойчиво ухватил Занзаса за локоть и развернул к себе, поднял за плечи и усадил прямо. Тот не вырывался, но и никак не помогал. Натягивая на него пижамные штаны, Цуна испытал острое чувство стыда, ненароком касаясь посветлевших бедер, стараясь не смотреть между ног, на мягкий вялый член.
- Приподнимись, - попросил Цуна, но Занзас словно застыл, пришлось обхватить его поперек спины, коленями устроившись на диване и поднять, чтобы натянуть на него штаны.
Занзас промычал что-то невразумительное и зачем-то вдруг схватился за держащего его Цуну.
- Занзас, что? Что случилось?
Занзас смотрел на него темным нечитаемым взглядом.

Когда Цуна пришел к нему в следующий раз, врач предупредила:
- Он потребовал вернуть ему одежду, в которой его привезли сюда: корсет и чулки. Мне кажется, это как-то связано с вашим приходом.
Цуна задумчиво кивнул.
- Может быть, следует считать терапию в некотором роде успешной, - улыбнулась она, - если ему захотелось примерить женские вещи. Вы же и добиваетесь феминизации?
- Вроде того.

На этот раз Занзас проявил к Цуне внимание. Он живо встал, когда тот появился в комнате, одернул одежду. Из-под коротких брюк виднелись ступни в сетчатых чулках, а на затылке у Занзаса торчали два маленьких бантика. На следующий - Цуна принес ему связку цветных бус, приведших Занзаса в восторг. Наверное, сгодились бы любые, но Цуна позаимствовал их из вещей покойной жены Девятого. Может быть, Занзас все еще сохранил способность отличать дорогие вещи от дешевых. В третий Цуна купил ему туфли, багрово-красные, и в тон им - помаду.
Сопровождая Цуну в магазине, Гокудера смотрел на Цуну, как на больного, но не решился высказать своих мыслей вслух.
Занзас, как начало казаться Цуне, ждал его визитов с нетерпением. Теперь его чаще брили и, кажется, начали приличнее одевать. Он все еще практически не разговаривал, но слушал рассказы Цуны с жадным вниманием. Иногда казалось, правда, что следит Занзас не столько за мыслью, сколько за движениями его губ.
Занзас не избегал прикосновений и, кажется, напротив, стремился к ним, хватая Цуну за руки, садясь ближе, позволяя себя одевать и раздевать, трогая за колени. Неловко нанесенная красная помада смотрелась на нем неряшливо, как потекший грим. Однажды Цуна заметил, что этой же помадой Занзас смазывает укрупнившиеся округло выступающие соски.
Кажется, именно тогда он понял, чего от него хотят.
Ощущение было странным - будто по горло окунувшись в нечистоты, он только что понял, что пора выбираться, но идти теперь по улице, распространяя запах подсыхающего дерьма, стыдно. В этот же момент у Цуны появилось ощущение, что Занзаса стоило бы убить сразу.

- Скажите, - помявшись, спросил Цуна у врача, - а здесь, среди охраны, у него нет партнеров?
- Кто мы по-вашему? - оскорбилась она, а потом ответила серьезно: - Они ему не нравятся, он избегает тактильных контактов. Мне кажется, это что-то сродни инстинктивному выбору самкой доминирующего самца. Вам повезло больше, я правильно понимаю?

Долго Цуна не продержался. Занзас смотрел так жалостливо - с каждым днем эффект от лекарств чувствовался все сильнее - и хватался за него так настойчиво, что Цуна не мог ему отказать, сначала в том, чтобы просто подержаться за руку и лежать вместе, а позже, когда Занзас повалил его на ковер и оседлал, он только махнул рукой, отправляя из комнаты вломившихся охранников.
У Занзаса было мягкое тело и небольшая, с крупными сосками, грудь. И еще у него не стояло. Это вызывало у Занзаса смутное недоумение и раздражение. Цуна обхватил его и перевернул на спину, сунул руку ему в штаны и помял член, огладил яйца, нырнул рукой глубже и коснулся ануса. Занзас часто и нервно дышал, подаваясь навстречу ласке. Цуне казалось, он смотрит на чужого человека, полузнакомого, безмолвного и неопрятного, чем-то отдаленно напоминающего бывшего наследника Вонголы, с которым Цуна встретился много лет назад.
Цуна наклонился и, пачкаясь в помаде, взял в рот густо накрашенный масленистый на вкус сосок.
Занзас глухо, протяжно, жалобно застонал. Он дергался навстречу каждому движению пальцев и тянул Цуну на себя. Из кармана у него вывалилась помада, теплая и размякшая от хранения рядом с телом, и Цуна решил, что, раздавленная, она сгодится в качестве смазки.
Он вставил Занзасу плавно, задрав его ноги в красных туфлях себе на плечи, и трахал долго, размеренно, разрываясь между возбуждением и неприязнью. Занзас скулил и на выдохе, кончая - вытекающая из вялого члена полупрозрачная сперма испачкала волосы в паху, - произнес что-то подозрительно похожее на "Савада".
Цуна сбежал оттуда, как только застегнул штаны.

Тем же вечером к нему подошел Гокудера.
- Я разбирал некоторые сейфы спецхранилища. Плановый осмотр, - пояснил он. - И нашел там это.
Он протянул Цуне шуршащий бумажный пакет. Внутри лежала коробочка неба, которая принадлежала раньше Занзасу, Цуна еще помнил этот отбитый уголок и то, как она смотрелась в его пальцах, распираемая пламенем ярости, и лев рвался наружу. Одна из створок была приоткрыта, Цуна подцепил ее пальцем. Изнутри на него пахнуло чем-то мертвым.

@темы: фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу, внеконкурсная работа

---

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Хищники и котята
Автор: arbuz-team
Бета: arbuz-team
Персонажи: 30YB!Занзас, TYL!Тсуна
Жанр: немного ангста
Рейтинг: G
Размер: 974 слова
Дикслеймер: Всех имеет Амано.
Саммари: Бовино как обычно накосячил.

– Я думаю, мы можем обсудить это дело в другое время…
– Савада, сейчас или… – прошипел Занзас, склонившись над столом. Когда распахнулась дверь кабинета, он даже не повернул головы, выстрелив не глядя назад. Пули прошли рядом со щиколотками Ламбо, ворвавшегося в кабинет Тсуны, и его вопль резко ударил по ушам. Бовино, до смерти перепугавшись, зацепился за край ковра и выпустил из рук базуку десятилетия. Савада, будто в замедленной съемке, наблюдал, как она падала на Занзаса…

«У нас проблемы», – пронеслась у Тсуны мысль, когда развеялся дым. Что Ламбо забыл него в кабинете во время встречи с Занзасом, стало неинтересно. Вместо сорокалетнего босса Варии Тсуна увидел испуганного малыша, лет четырех-пяти, сжавшегося в попытке увернуться от удара.
«У нас очень большие проблемы», – базука десятилетия в очередной раз дала сбой. – Черт, это очень плохо!»
Тсуна вышел из-за стола, взял Ламбо за шиворот и выставил за дверь, прямо в руки изумленному Гокудере. Савада попросил Хаято вызвать Джаннини или Шоичи для перенастройки базуки. Он уже знал, что если происходит сбой, действие базуки длится не меньше, чем полдня.

Сев перед малышом, Савада дотронулся до него. Он только напрягся, уходя от руки. «Что с ним могло произойти?»
Это был именно Занзас, Тсуна не сомневался: такие же яркие глаза, такие же брови вразлет, такие же растрепанные волосы. Маленькая копия взрослого, только без шрамов. Весь в пыли, на щеке свежая царапина, взгляд был неуверенный. Где тот жесткий, цепкий, холодный, который до смерти пугал Тсуну все то время, что они были знакомы?
– Эй, тебя здесь никто не обидит, – но маленький Занзас лишь помотал головой, сжавшись еще сильнее. Он боялся любого, кто мог бы причинить зло. В первый момент Тсуна не знал, что ему нужно делать, но потом вспомнил маленького Ламбо, и ответ пришел сам собой. Только маленький Занзас был совершенной противоположностью шумного Ламбо, и это ставило в тупик. Немного подумав, Тсуна решил, что подход к малышам в любом случае похожий, а дальше поможет интуиция.
– Поверь мне, – Савада тепло улыбнулся Занзасу, и тот, взглянув на него, осторожно кивнул. Тело малыша расслабилось под рукой. Тсуна задумался, что делать ему дальше. Он не сомневался, что малыш вернется обратно не раньше утра.
Взяв мальчика на руки, Савада ощутил, как к нему доверчиво прижались, вцепившись пальчиками в пиджак. Странно было понимать, что тот опасный хищник, не доверявший никому, даже своим людями, которого он всегда привык видеть в Занзасе, когда-то был таким ребенком.
«Интересно, почему ты?» – подумал Тсуна, рассматривая свою очень «маленькую» проблему. Реборн бы сказал, что это будет неплохим для него уроком, а сам Занзас убил бы на месте. Он никогда ни перед кем не был настолько слаб и беззащитен. Савада слишком хорошо помнил: Занзас не позволял себе ни малейшей слабости - даже во время битвы за кольца он не сдавался до последнего.
Посадив Занзаса на большое кресло рядом с книжным стеллажем, Тсуна быстро набрал номер Гокудеры и попросил его, чтобы в кабинет принесли чистую одежду и еды для Занзаса. Пока Тсуна был занят: он заканчивал и передавал дела, запланированные на день, – периодически посматривал на Занзаса, который вполне довольно устроился на кресле и с интересом наблюдал за ним. Он уже понял, что ему ничто не угрожает, и потихоньку осваивался в незнакомом месте.

Тсуне все время хотелось потрепать Занзаса по голове – он видел, что тот, несмотря на дичливость – любознательный и (наверное?) подвижный. Савада все еще проводил параллели между ним и тем, кем он стал. Все никак не мог понять, как же звать Занзаса – по тому имени, которое он знал, или в детстве у него было другое?
Задумавшись, он даже не заметил, как Занзас слез с кресла и подошел, дернув его за штанину, привлекая к себе внимание. Взглянув на перепачканное лицо, Савада улыбнулся и подхватил мальчика на руки, вызвав сначала возглас испуга, а затем радостный вскрик. Странно, но Тсуне почти не требовалось с ним говорить, они понимали друг друга с полуслова. Он печально вздохнул: со взрослым это не проходило. Совсем...
Возня с маленьким Занзасом приносила какое-то странное умиротворяющее ощущение.
«Кёко бы сказала, что из меня вышел бы прекрасный отец», – промелькнуло в мыслях у него, но Тсуна, грустно улыбнувшись, отмахнулся от нее: слишком нестабильная ситуация в мире мафии, чтобы думать о детях.

«Как быстро меняется отношение к тому, кого всегда боялся, стоит лишь увидеть его ребенком», – подумал Тсуна, заворачивая ежащегося от удовольствия ребенка. Уговорить помыться было сложно, но оно того стоило. Пена, брызги, игрушки – и купание из мучительной необходимости – превратилось в сплошное веселье. Было удивительно видеть, что в детстве Занзас умел жизнерадостно улыбаться – ямочки на щеках были такими милыми, что Тсуна не удержался и пару раз подергал его за щечки, заставляя маленького Занзаса весело пищать от удовольствия.

Пока они возились в ванной комнате, Гокудера выполнил все, что просил Тсуна: ужин, одежда. Переодевшись в чистое, они уселись в кресло. Савада кормил малыша, удивляясь проснувшимся родительским чувствам. Маленький Занзас с удовольствием и большим аппетитом ел молочную рисовую кашу донны Терезы, пил молоко, держа стакан в маленькой ладони. Было странно чувствовать себя отцом, а не боссом.

До утра оставалось еще много времени. Найти в кабинете книгу сказок было сложновато, но, пробежав взглядом по стеллажам, Тсуна заметил потрепанный томик в конце одного из рядов. Интуиция не обманула – это оказалась книжка со сказами. Старые итальянские сказки: «Три апельсина», «Волшебное кольцо»…
Занзас, устроившись под боком, зачарованно слушал Тсуну, ни разу не прервав его. В конце концов он заснул, тихо засопев. Глянув на закрывшиеся глаза, пушистые, почти совсем девчоночьи дрожащие ресницы, порозовевшие щечки – Савада нежно улыбнулся.
«Интересно, каким бы ты был, если б не «Колыбель»? Если бы не восемь лет ледяного плена, если бы не ложь Девятого... Женщины падают к твоим ногам. Что было бы, если все было по-другому? Стали бы мы друзьями, ну или хотя бы хорошими знакомыми? Или партнерами?.. Нет, были бы просто незнакомыми друг другу людьми. Разница между нами слишком велика».
"Маленькая проблема" через несколько часов станет очень большой - но это будет уже завтра. И размышляя в бесконечный раз о превратностях судьбы, Тсуна незаметно для себя уснул, прижав к себе мирно спящего Занзаса.
Даже хищники сначала бывают маленькими.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		36	(100%)
Всего:		36

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу

---

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Хоть редко, хоть в неделю раз...
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Персонажи: Занзас/Тсуна
Жанр: romance, humour, PWP
Рейтинг: NC-17
Размер: мини, 1513 слов
Дикслеймер: Амано имеет всех.
Саммари: Занзас принимает нового босса, но у него есть условия.

Тсуна подумал, что ослышался, и честно переспросил:
– Что?
Занзас поднял взгляд к потолку, вздохнул и положил руки на колени.
– Ра, – он загнул палец, отсчитывая слоги, – зде, вай, ся. Снимай одежду. Понятно?
Нет, запаниковал Тсуна, нет, мне ничего не понятно! Но вслух сказал, держа лицо:
– Я не понимаю, зачем я должен раздеваться.
– Савада. – Занзас устало потер лоб. – Расчленю тебя и съем, что тут непонятного.
– Вынужден отказаться, – сказал Тсуна вежливо.
В следующее мгновение он барахтался лицом в подушку, а Занзас лежал сверху и гладил его по заднице.
– Трахнуть я тебя хочу, тупица. Вот сюда.
Он похлопал ладонью по правой ягодице Тсуны, обтянутой черной тканью костюма.
– А кто сказал, что я согласен? – Тсуна ловко вывернулся из-под его руки и промахнулся Занзасу пяткой по челюсти. Занзас схватил его за ногу.
– Я тебя боссом признал? – спросил он, ничего не предпринимая.
– Признал, – согласился Тсуна, настороженно глядя на ладонь, больно стиснувшую лодыжку.
– Реборн с тобой говорил?
– Говорил.
– Бумажку ты подписал?
– Подписал.
– И что Реборн сказал?
Тсуна вспомнил и похолодел.
Ведь разговор действительно был! Реборн сказал, что все улажено. Вот только, он добавил под конец, у Занзаса есть некоторые условия. Совсем простые, Тсуна, тебе это по плечу. Подпиши вот тут. И Тсуна поверил, даже не спросил, о чем шла речь. Потому что, он подумал, какие условия могут быть у Занзаса? Космическая сумма бюджета для Варии? Плевое дело. Продадим «Феррари» Дино Каваллоне, если придется…
– Что у тебя есть условия, – сказал Тсуна.
– И вот они – мои условия. Трахать тебя раз в неделю. Могу чаще, если понравится.
– Какой ты великодушный, – пробормотал Тсуна. – А не побрезгуешь? Это же я, Савада Тсунаеши, никчемный мусор.
Занзас криво улыбнулся.
– Вот поэтому, Савада. Поэтому.
– Тебе надо – ты и раздевай, – сказал Тсуна и лег, заложив руки под голову.
На самом деле ему было страшно.
– Ты же не девственник? – обеспокоился Занзас, разувая его.
– Нет, – Тсуна поморщился.
С него стащили носки. Занзас погладил ступню большим пальцем, прижал к губам. Тсуна так обалдел, что забыл дернуться.
– И кто это был? Которая рыжая или которая брюнетка?
– Бьянки, – ответил Тсуна.
– Ноги у тебя такие маленькие, – сказал Занзас как будто с умилением.
Тсуна закрыл глаза и подавил новый приступ паники. Пока он справлялся с ужасом, сковавшим его тело, Занзас успел снять с него брюки и пиджак. Тсуна переборол еще и оцепенение, слез с колен, на которые его без спросу усадили, и сам расстегнул рубашку, чтобы хоть чем-нибудь себя занять.
– А Бьянки хороша, – сказал Занзас, тоже снимая рубашку. – Огонь.
Тсуна кивнул, соглашаясь – да, огонь. А Занзас толкнул его в грудь, как большой пес щенка – лапой, и уставился на трусы. Совершенно обыкновенные, без лишних принтов.
– Скучно, – сказал он наконец и поддел резинку ногтем. – Надень в следующий раз повеселее.
– И пулю Посмертной Воли в висок пущу, – огрызнулся Тсуна.
– Придется выдать тебе варийскую форму, чтобы не уехал голым.
Занзас тронул пальцем головку его вялого члена. Тсуна сцепил зубы.
Наклонившись, Занзас лизнул внутреннюю сторону его бедра – двинулся дальше. Тсуна застыл, не веря, что он это сделает. Занзас и не сделал – мазнул языком еще выше, к животу. А рука плотно обхватила член, замелькала – вниз, вверх… Язык добрался до соска, покружил, дразня, и коснулся чувствительной кожи.
Тсуну выгнуло.
– Нравится? – спросил Занзас, пошловато ухмыляясь.
– Отсосешь – может, и понравится, – сказал Тсуна.
Терять ему было нечего.
Занзас резким движением согнул его ноги в коленях, раздвинул широко, вбился бедрами между них. Тсуна снова закрыл глаза и посчитал до десяти. Упасть с высоты и протаранить собой землю вглубь – это больно. На большой скорости влететь в стену – это больно. Получить заряд электрического пламени – это больно. А член в заду можно и потерпеть.
Потерпе…
Глаза у Тсуны стали еще больше.
Занзас стянул штаны и хвастливо ткнулся членом ему в поясницу.
– Занзас, – позвал Тсуна, заерзав, – я не думаю… я совершенно уверен, что это в меня не влезет.
– А мы попробуем, – сказал Занзас так, что стало ясно: этот огромный елдак сегодня обязательно впихнут в чью-то дырочку.
– Я могу расторгнуть договор? – спросил Тсуна, незаметно, как он надеялся, отползая на спине к изголовью.
– Можешь, – Занзас сжал в ладонях его колени. – Только это плохо кончится.
– Так и знал.
Закрыв лицо руками, Тсуна досчитал до десяти еще раз.
– Мне нужно будет к врачу.
– До этого не дойдет.
– Я бы на твоем месте не был так уверен…
– Да ты на моем месте никогда и не будешь.
Занзас перевернул его на живот. Тсуна попробовал считать до десяти, но сбился на трех, когда Занзас поцеловал его в шею. Затем – в лопатку. Осыпал беспорядочными поцелуями плечи.
– Занзас… – простонал Тсуна с вопросительной интонацией. – Ты что делаешь?!
Ему нажали на затылок. Тсуна замычал в подушку, взмахивая руками. Занзас отпустил и продолжил свое дело.
Это было приятно, но страшно.
Занзас добрался до ягодиц и осторожно раздвинул их. Тсуна выдохнул, оглянулся через плечо и обалдел во второй раз.
Всю жизнь он (небезосновательно) считал Занзаса кем-то между человеком и очень опасным хищником. Занзас не давал повода изменить это мнение. А теперь он разглядывал его задницу с такой нежностью, так бережно касаясь кожи, что на тсуниной шкале измерения своей внушающей ужас сущности сдвинулся далеко и за отметку «опасный хищник», и за отметку «человек». Такой человек, не способный на эмоцию «нежность» и вообще эмоции из группы «добро», «любовь»…
Пока в голову не попросился какой-нибудь жуткий, неестественный вывод, Тсуна повернулся обратно. Как раз в этот момент в него ввернулся холодный скользкий палец. Тсуна охнул.
Боли не было, но чувство казалось очень стра…
Тсуна выдохнул, зажмуривая глаза.
– Надо же, – удивился Занзас. – Как легко.
Он двинул глубоко втиснутым пальцем еще раз. Ноги Тсуны дрогнули и раздвинулись шире, сами по себе.
Тсуна в этот момент пытался сжиться с мыслью, что внутри него есть такое место.
– Нравится? – спросил Занзас.
Он вытащил палец, просунул между ягодиц член и со стоном потерся. Тсуна испытал новый ужас. Его собственный член, обмякший было, снова затвердел.
Член сменился пальцами. На этот раз их было два, и вот это уже было больно. Тсуна терпел. Нужно было терпеть, потому что вещь, которую Занзас собирался в него вставить, была намного толще и длиннее.
– Господи, пожалуйста, пусть я умру не здесь, – всхлипнул Тсуна беззвучно. Его снова подбросило от удовольствия.
– Как же я тебя хочу, ты не представляешь.
Голос был полон страсти и чего-то еще, что не вязалось – он не желал, чтобы вязалось – с образом босса Варии, злого, как цепная собака, свирепого, как медведь, сильного, как лев, и пугающего, как Лохх-несское чудовище.
– Ну хватит рвать мне шаблон! – взмолился Тсуна. – Занзас, ты можешь делать свое дело молча?
– Лучше будет, если я порву тебе задницу? – этот Занзас был узнаваем. Тсуна не стал отвечать.
Пальцы сгибались, разгибались, двигались вперед-назад, тянулись в противоположные стороны. К ним присоединился третий.
– Уооааа, – задохнулся Тсуна. – Больно!
Стало действительно очень больно. Пальцы исчезли, но облегчения это не принесло – в заду ныло и горело, как будто они все еще были в Тсуне. Он ребром ладони утер выступившие в уголках глаз слезинки.
И пальцы тут же вернулись, с хлюпаньем вторгаясь в растянутую дырку. Занзас взял еще больше смазки. От непристойных звуков, с которыми ходили туда-сюда пальцы, у Тсуны стояло накрепко.
Занзас несколько раз потрогал приятное место внутри него, убрал пальцы и поставил Тсуну на четвереньки.
Это могло значить только одно.
Тсуна сжал в кулаки простыню и приготовился. Разгоряченный анус пульсировал.
Занзас приставил член и толкнулся.
– Б-бля-я-я-я! – тоненько взвыл Тсуна. Занзас – от изумления, что ли – вошел рывком до самого основания.
Тсунин голос прервался и захрипел. Слезы хлынули из глаз. Тсуна зашмыгал носом, подвывая, пока Занзас, не дыша, стоял сзади на коленях и не шевелился.
– Вытащи, – еле слышно попросил Тсуна, перестав выть. – Как же больно. Ну вытащи.
На самом деле, резкая боль притупилась, и было не так невыносимо. Но Занзас, конечно, не послушался. Он подался назад только для того, чтобы снова двинуться вглубь.
Тсуна рыдал, не скрываясь. Он думал, что по бедрам у него, наверное, текут ручьи красной крови и пачкают простыню. Иначе быть не могло.
– Савада, расслабься, – долетело до него ласковое. – Потерпи, станет легче.
Занзас вышел. Снова вставил.
Огромный толстый поршень, долбивший его нутро, вдруг задел по знакомой точке. Тсуна тут же умолк. Занзас тоже притих. Потом – медленно двинулся. И еще раз. И еще.
Это было не классно, это было больно, как в аду, и вместе с этим хорошо, и это было не классно! – это был какой-то ужас, продолжавшийся с той минуты, как Тсуну проводили в спальню Занзаса, и достигший теперь апогея.
Тсуна стонал от каждого толчка. Занзас продолжал трахать его медленно. Тсуна не думал об этом, не думал, стоит ли Занзасу усилий сдерживаться. Он дергал одной рукой свой член. Занзас обнимал его поперек живота для удобства.
Он так и не понял, сколько времени продлился этот кошмар. Под конец он почти забыл о боли и начал вертеться, не смея просить побыстрее. Занзас догадался и сам: с облегченным вздохом ускорил темп. Толчки стали тяжелее.
Тсуна низко опустил голову, обильно кончил на простыню и тут же повалился сверху на мокрое. Его трясло мелкой дрожью от усталости.
Занзас вынул член.
«У меня там все совсем раскрытое», – подумал Тсуна едва ли не безразлично.
Занзас неистово терся о растраханное, саднившее отверстие.
Кончил он Тсуне на спину. Вот теперь Тсуна на самом деле чувствовал, как по нему стекают ручейки.
Рухнув рядом, Занзас сгреб его в охапку. Тсуна вяло трепыхнулся, отчего-то решив, что его сейчас поцелуют. Но Занзас только вжал его голову себе в плечо и длинно, умиротворенно вздохнул.
– Выбери время на следующей неделе, – сказал он, и макушкой Тсуна почувствовал улыбку.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		60	(100%)
Всего:		60

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу

---

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: О чем умолчала Амано
Автор:  arbuz-team
Бета: Анонимный доброжелатель
Персонажи: Занзас/Цуна
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Размер: 902 слова
Дикслеймер: всех имеет Амано
Саммари: Что было после того, как Цуна пришел просить Занзаса о помощи. По мотивам 389 главы.

— Занзас, одолжи мне свою силу, — просит Савада. Нет, не просит — утверждает.
Занзас молчит — смотрит заинтересованно. Значит, сила моя тебе нужна? Вонголы тебе мало было, сопляк. Моей Вонголы.
Такой Савада бесит. Такой Савада напоминает о бессилии и ледяном плену. У такого Савады слишком чистое пламя и решительно сжатые в перчатках кулаки. И от его пронзительного взгляда становится не по себе.
Ярость тугим комком скручивает внутренности. Желание схватить Саваду за тощую шею и сжимать ее до тех пор, пока в его огромных, столь нетипичных для японца, глазах не потухнет жидкий огонь, накатывает удушливой волной, и Занзас нарочито медленно отпивает из стакана.
— Мусор, — он кивает Сквало, и тот на удивление послушно выметается из комнаты.
Савада начинает говорить. Несет что-то о взаимовыручке, долге, упоминает Маммон. Занзас прикрывает глаза, слушает вполуха и старается не смотреть на него. Сгусток пульсирующего пламени на лбу мальчишки невольно притягивает взор и заставляет испытывать непонятное беспокойство.
— Сначала отсоси мне, и я подумаю, — он перебивает мелкий мусор на полуслове. — Только тебе придется очень постараться.
Занзасу смешно. У Савады донельзя сосредоточенное лицо, словно он на полном серьезе обдумывает это предложение. Занзас и сам недоумевает, почему у него это вырвалось. Меньше всего на свете никчемного отброса хочется представить со своим членом во рту. Он разглядывает Саваду сквозь полуприкрытые веки, отмечает разом появившуюся морщинку меж нахмуренных бровей под сияющим ореолом.
— Не шути так со мной, — тихо произносит Савада.
— А то что? — Занзас ухмыляется. В воздухе ощутимо скапливается напряжение. — Что ты мне сделаешь?
Он явно нарывается. Бокал в руке разлетается россыпью мелких осколков. Занзас стремительно подрывается с кресла и одним прыжком оказывается возле Савады.
— Нам ни к чему сейчас лишние проблемы, Занзас, не время...
Савада не успевает закончить свою примирительную речь, Занзас сгребает его за воротник толстовки и резко встряхивает, с удовлетворением отмечая, как трещит под пальцами плотная ткань. Он почти вплотную прижимает Саваду к себе, вглядывается в побледневшее злое лицо.
Удар кулаком становится неожиданностью. Савада бьет прямо в правый глаз, еще не заживший после битвы с Вендиче. Повязка моментально набухает от крови, и Занзас морщится от саднящей боли.
— Сука!
Пламя Ярости вспыхивает в ладонях за считанные секунды. Савада двигается стремительно, как огненный вихрь. Занзас не успевает обернуться и чувствует горячее дыхание у себя за спиной.
— Ведешь себя как мудак, — говорит Савада, и его голосом можно охлаждать виски.
— Иди к черту, — Занзас молниеносно кидается на него с голыми руками — забытые пистолеты валяются где-то на столе, о них он сейчас не вспоминает. Гнев заполняет все мысли черной дымкой, за которой не остается ничего. Возбуждение в крови бурлит, пьянит, пробирает до пальцев ног и вбивается в голову тяжелым молотом.
С рук Савады брызжет жидкий огонь. Пламя Ярости сливается с его пламенем в ослепительный фейерверк. Они катаются по полу и вбивают друг друга в стены. В какой-то момент Саваде удается подмять Занзаса под себя. Он наваливается сверху и крепко сжимает руки Занзаса. Несмотря на тщедушное сложение Савада не кажется пушинкой. Он тяжело дышит и обессиленно прислоняется к занзасову плечу. Мягкие волосы щекочут шею, а кожа горячая, обжигает даже через одежду. Ощущения не неприятные, и Занзаса это раздражает.
— Щенок отрастил стальные яйца, — он издевательски смеется разбитым ртом.
Савада поднимает голову, устало смотрит:
— А ты хочешь проверить их наличие?
Лицо у него нежное, как у девочки, а на скуле наливается синяк. Не бреется же еще, совсем сопливый, думает Занзас. Близость Савады, жар его тела вызывают странное чувство. Осознание того, что член Занзаса стоит выбивает из его легких весь воздух. Стояк? Стояк, черт возьми! У него встало на этого пацана? Член так плотно врезается в ширинку, что Занзас нетерпеливо вздрагивает, ему почти больно.
Савада в недоумении замирает и заливается краской стыда. Его колено упирается аккурат Занзасу между ног, ощутимо давит на мошонку, и Занзас, не сдержавшись, издает глухой стон.
Хватка на руках ослабевает, Занзас перекатывается одним движением, придавливает Саваду собой, они сталкиваются лбами. Посмертное пламя бьется ослепительной диковинной бабочкой. Это отключает у Занзаса последние тормоза. Он поудобней перехватывает запястья Савады одной рукой — тот дергается, извивается и норовит заехать в пах.
— Да тихо ты, — недовольно бросает Занзас, глядя ему прямо в глаза, — не сделаю я тебе ничего.
Савада обмякает и лежит расслабленно, только грудь вздымается глубоко и часто. Знает, конечно, что плохо-то ему точно не будет, интуиция, мать ее.
Занзас путается в застежках, нетерпеливо выдергивает ремень, высвобождает стоящий колом член и чуть не стонет от облегчения, потому что на набухший орган перестает давить тесная одежда. Он рывком задирает на Саваде футболку, проводит пальцами по впалому животу. Мелкий мусор ощутимо трясет, он судорожно хватает воздух, выгибается, подставляется под горячую ладонь. Ему же нравится, с некоторым удивлением отмечает Занзас. Он накрывает ртом чужие теплые губы, пробует на вкус. Почему-то целовать Саваду кажется сейчас самым естественным на свете.
Занзас хватает руку Савады и тянет ее вниз, прижимает к своему члену. Тот несмело обхватывает, проводит по стволу, большим пальцем неторопливо потирает головку. Занзасу кажется, что его яйца сейчас лопнут, ни с одной бабой у него не стояло так бешено, как стоит сейчас на мелкого недоумка. Он стаскивает с Савады штаны, нащупывает полувставший член, мнет, теребит. Они дрочат друг другу в едином ритме. В тишине слышно только сбивчивое дыхание и пошлое хлюпанье смазки. Первым не выдерживает Савада. Он всхлипывает, цепляется за плечи и изливается в чужую ладонь. Занзас сжимает обмякший член, гладит яички липкими от спермы пальцами и тоже кончает.
Он обессиленно валится рядом с Савадой, стискивает его руку в каком-то интимном пожатии, когда замечает, что Савада смотрит куда-то поверх его головы, и на лице у него явственно вырисовывается ужас. Занзас прослеживает его взгляд — в дверном проеме стоит ухмыляющийся Сквало.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		53	(100%)
Всего:		53

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу

---

[arbuz-team]

Код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Опять вы замышляете какое-то зверство
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Пейринг: Занзас/Цуна, а также: Реборн/Цуна, Занзас/Джанини, Бестер/Цуна, Ямамото/арбуз\Гокудера, односторонний Ямамото/Гокудера, Мукуро/Мукуро, Хибари/Хиберд, Сквало/Цуна, Хибари/Цуна, Мукуро/Цуна, Фран/Цуна, Цуна/Хром, тентакли/Цуна, подразумеваются Бьякуран/Шоичи, Мукуро/Хром, Мукуро/Фран, Цуна/Кеко, Цуна/Хару, Цуна/Бьянки, Цуна/Хана, Цуна/И-Пин, Цуна/Бельфегор, Цуна/Луссурия, Цуна/Ямамото, Цуна/Гокудера, Цуна/Базиль, Цуна/Фута, Цуна/Энма, Цуна/Ламбо, Цуна/Джанини, клиенты/Занзас, а также платонические Хибари/Мукуро и Занзас/Сквало
Жанр:

романс

трэш
Рейтинг: NC-21
Размер: ок. 7000 слов
Дисклеймер: Слава богу, не мое!
Саммари: Цуна покупает на невольничьем рынке нового раба для любовных утех. Что же произойдет дальше?!
Предупреждения:

спойлеры

все. Все, какие вы можете представить. Кроме педофилии. Ебать детей — аморально.

— ...Небо над Сицилией тонкое, твердое и горячее, как крышка... как крышка чего-то там, — замялся Ямамото и глупо хихикнул.
Цуна устало махнул рукой. Его ведь предупреждали, что многого от них ждать не приходится. Поэтому, будь у тебя хоть пять наложников, хоть пятнадцать, ничего, кроме ежедневного перепиха, ты от этого не выиграешь. А через год-другой уже будешь жалеть, что вообще разорился на покупку, и планировать, как будет лучше расставить на кладбище пятнадцать одинаковых могилок. Или не слишком одинаковых.
Вот Реборна, например, никак нельзя в обычную. Он на одни свои шмотки истратил столько цуниных денег, что тысячей-другой больше на памятник этой феерии самовыражения — уже не будет иметь значения. Особенно по сравнению с тем удовлетворением, которое Цуна испытает, когда наконец-то от него избавится.
— Хозяин? — осторожно спросил Ямамото.
— Свободен.
Цуна откинулся в кресле. Ничего не хотелось: ни плохо заученных стихов в прозе, ни быстрого перепиха на мягком ковре, ни традиционных сладостей, которыми почему-то считал себя обязанным угощать его Луссурия. Цуну на самом деле больше всего волновали сейчас три вещи: падающее качество нефти в третьей северной шахте и несколько опасных убийц, по слухам, находившиеся сейчас не более чем в сотне километров от его резиденции. И кое-что еще. С шахтой было непонятно — то ли это старается кто-то из работников, то ли проблема в геологии, и тогда наказать нужно тех, кто проводил разведку. До личной проверки это останется непонятным. К несчастью, Цуна не доверял почти никому из своего окружения. А вот с ассасинами дело было куда сложнее. По неизвестным причинам это была практически единственная группировка убийц, отказывавшаяся от заказов шейха маленького, но гордого государства Вонголы, и это не на шутку беспокоило Цуну. Раз отказали, два отказали, может, идеологические разногласия какие-то? А тут и до покушения недалеко.
Известно было, что в состав группы входят, как минимум трое, чьи подлинные имена так и не удалось установить. Волосатая Акула — безжалостный убийца детей и хомячков, больной на всю голову, и потому непобедимый. Коварный Ананас — гламурный и беспринципный колдун неопределенного пола, единый в трех лицах. И Агрессивный Птицееб — самый опасный из троих, поскольку, по слухам, единственный из всех он обладал мозгами. Если в группу и входил кто-то еще, об этом разведке Вонголы известно не было.
Что делали они так близко от самого сердца Вонголы, тоже было непонятно, так что Цуна опасался покушения все это время. Стал хуже есть, страдал бессонницей, отчего начал всерьез беспокоиться Гокудера, быстро улавливавший малейшие признаки недовольства или усталости Цуны. Гокудера не оставлял надежды дослужиться до места любимой жены, впрочем, безуспешно, потому что оно было прочно оккупировано Реборном. Поэтому Гокудера пока что ходил в наложниках.
Бессонница и неважный аппетит были, однако, не самыми важными проблемами Цунаеши. Гораздо хуже было то, что у него перестало вставать. И вот уже этот факт расстраивал не только трепетного Гокудеру, но даже Ламбо, который всегда рад был увильнуть от супружеских обязанностей, а тут внезапно обиделся.
Авторитет Цуны в глазах гарема неуклонно падал, и это было третьей причиной его беспокойства.
Эректильную дисфункцию срочно требовалось лечить, желательно раньше, чем ехать на шахту и уж точно до того, как собственные войска Вонголы доберутся до Акулы, Ананаса и Птицееба, но вот как — Цуна не имел представления. Ему не помогали ни советы врача, ни смена техники, ни особая диета. Ему не помогали даже гипертаблетки, никогда прежде его не подводившие.

Вообще-то все свои печали Цуна уже таскал к местному оракулу, гадавшему по бесплатным порносайтам, но доверять его прозрениям особо не спешил. Во-первых всем было известно, что Бьякуран сидел на углеводной диете, а во-вторых, питал слабость к рыжим, при виде которых его пророческий дар отключался решительно и сразу.
В тот день Цуна сидел в приемной Бьякурана и вместе с ним уже двадцатую минуту наблюдал, как крепкий негр драл во все дыры какую-то мулатку.
— И что же вы думаете? — робко спросил Цуна, не желая отвлекать пророка от важного занятия рассмотрения всех деталей ролика слишком сильно.
Бьякуран сладко причмокнул и перевел осоловелые глаза на Цуну.
— А? — глубокомысленно изрек он. — А! Нормально все выйдет, Цунаеши ибн Емицу. Смотри, какая длинная черная елда, верный признак хорошей нефти.
Цуна с облегчением улыбнулся, но тут, ровно на двадцать третьей минуте священного просмотра к двум участникам акробатического этюда прибавился третий — тоже негр, но на этот раз щуплый и с волосами, крашеными в красный цвет, чистый, как небо на закате.
— О, — пробормотал Бьякуран, и его взгляд окончательно поплыл.
Цуна посчитал уместным ретироваться как можно быстрее.
— Жертвенные дары мы оставим у порога, — сказал он бессмысленно пускающему слюни Бьякурану, в ответ на что тот удивительно четко и раздельно произнес:
— Про допинг не забудь.
Цунаеши вежливо поклонился и вышел за дверь.
— Давайте, — сказал он своему многострадальному гарему, на этот раз подрабатывавшему грузчиками, — сахарную вату слева, рафинад справа, желейных мишек выкладывайте прямо у крыльца. Жалко, конечно, что весь зефир скупили конкуренты.
А сам уже в который раз задумался про допинг.

С таблетками была связана совершенно отдельная история. Цуна был прекрасно осведомлен, какие о нем ходят слухи: говорили, что шейх Вонголы сторчался на государственном посту, — но оставлял это на откуп своему пиар-отделу. В чем-то правитель-торчок даже был близок к народу. Вроде как отбери у него волшебные таблетки, и все, он обычный человек, который и с просителями может по-божески поговорить, и проблемы у него те же самые.
Цуна привычно проглотил две маленьких голубых капсулы, прежде чем отправиться на прогулку в город. Свежий воздух и покой вроде как тоже должны был стать средством от импотенции, в чем Цуна, правда, сильно сомневался.
Телохранители следовали в десяти шагах, маяча завернутыми в серые плащи фигурами. Отряд снайперов перебирался с крыши на крышу, сопровождая путь Цунаеши.
Цуна бездумно слонялся по резко пустеющим перед ним улицам, пока не добрался до рынка наложников. Единственная причина, по которой не опустел и сам рынок, состояла только в том, что подхватить всех рабов, палатки и кассу и сбежать было гораздо труднее, чем убраться единолично. Цунаеши долго ходил по рядам, рассматривая молодые мускулистые тела: мужские и женские, смуглые и не очень, обмазанные маслом и покрытые шерсткой. В отдельных загонах содержалось несколько прекрасных молодых пони и симпатичных пушистых овец, но Цунаеши хорошо помнил рекомендации пиар-отдела. Пока что открыто позволить себе зоофилию мог разве что Птицееб, и то потому, что был вне закона и о своей репутации не заботился.
Со вздохом сожаления Цунаеши прошел мимо клеток с животными. Овцы, в отличие от жен, вряд ли бы остались недовольны тем, что их не трахают, а еще были милыми и безмолвными. Цуна с ужасом вспомнил о своей любимой жене и уже хотел было возвращаться в дворец, но тут он увидел Его. Гладкий, мускулистый, покрытый боевыми шрамами, сильный, как хищный зверь, перед Цуной стоял молодой раб. В его темных глазах горела ненависть, и только толстые прутья решетки останавливали его от того, чтобы броситься на Цуну и перегрызть ему глотку. Ну, прутья решетки и маленькие голубые таблетки, боровшиеся за сохранность своего хозяина.
Огонь охватил цунины чресла.
Вот же оно, мое средство от импотенции, подумал Цуна, сунув руки в карманы, чтобы скрыть от окружающих непрошеный стояк.
— Почем? — хрипло спросил он у торговца.
Тот низко поклонился и назвал сумму, которой хватило бы для покупки всех его шахт вместе с шахтерами, управленцами, геологами и менеджерами по влажной уборке.
Эх, была не была, подумал Цуна. В конце концов, шахты можно было и продать, а вот оказаться заебанным Реборном до смерти как-то не хотелось.
— Беру, — сказал он.
Невольник, названный торговцем Занзасом, за решеткой оскалился и зарычал. Цуна умиленно вздохнул и запузырился от счастья. И пузырился все то время, пока на Занзаса надевали кандалы и выводили его из клетки.
Остальной Цунин гарем этому самцу и в подметки не годился.

— Познакомься, Занзас, это мои жены и наложницы, — представил их Цунаеши, — чарующие, прекрасные, искусные в любви, — и трагическим шепотом добавил: — Залюбили уже.
Занзас, успевший немного остыть и освоиться, вымытый и переодетый в скромные леопардовые стринги и цветное боа, осмотрел сидящих перед ним в ряд пятнадцать человек и заржал. Цуна, если бы не многолетняя привычка, покрылся бы краской стыда. На своих жен он и вправду обращал не так много внимания, а наложников долгое время покупал со скидкой, гурманом амурных удовольствий он не был, но пиар-компанию нужно было поддерживать.
— Ну давай, никчемный муженек, не стесняйся, — сказал Реборн, положив одну ногу в остроносой туфле на другую.
Цуна вздохнул и продолжил:
— Это Реборн, моя самая любимая и самая старая жена.
В ответ упомянутая туфля каблуком едва не впилась ему в глаз.
— Это девочки: Кеко, Хару, Хана, Бьянки и И-Пин.
— Помашите Занзасу, — приказал Реборн, и девочки послушно помахали.
Все они, как одна, были круглые, брюхатые и лоснящиеся. Спать с Цуной они, к счастью, хотели редко, предпочитая общество друг друга — для поддержки, обмена опытом и переписывания друг у друга конспектов с курсов молодых мам, наивно верил Цуна, — но постоянно требовали соленых огурцов, а в Средней Азии это было тем еще дорогим удовольствием. Цунаеши несколько раз самолично на коленях умолял заменить огурцы на анчоусы, но мерзкие бабы не соглашались ни в какую и только угрожающе поглаживали себя по животам. Цуна сдался.
На самом деле он подозревал, что сам так расстараться не мог, а значит, залетели девочки от кого-то еще, например, от мальчиков.
— Мальчики, помашите, — сказал Реборн, и мальчики помахали.
— Базиль, Ламбо, Энма, Фута, — представил их по очереди Цуна.
— А с этим пацаном чо? — спросил Занзас. — Малолетний, бля, потребитель пива.
— Нет, — смутился Цуна. — Фута, как и девочки, беременный, — объяснил он под пристальным взглядом Занзаса. — Не обращай внимания. Так получилось. И Джанини.
Занзас нехорошо ухмыльнулся и изрек:
— А ничо так, этот толстячок мне даже нравится, нах.
Реборн, оценив вкус Занзаса, растянул губы в улыбке.
— И третья часть гарема, боевые пидарасы, — объявил он.
— Да ну? Правда что ли, боевые?
— Посуду бьют, — пояснил Реборн. — Причем неплохо и без всякого ПМС. Ямамото, Гокудера, Бельфегор и Луссурия.
Ямамото тут же закивал, как болванчик, Гокудера важно склонил голову, Луссурия просиял, а Бельфегор отвернулся.
— Прости Бельфегора, — обратился к Занзасу Цуна. — В своей стране он был принцем, а в гарем ко мне его отдал родной брат в уплату за долги своего королевства. Так что Бельфегор до сих пор немножко в маниакальной депрессии.
Занзас снова нехорошо заржал, а просмеявшись, сказал:
— Ну ты и ебанашка. Что ни наложник — одна срань. Дерьмо тут у тебя вокруг, вот что.
Цуна не обиделся, в конце концов, обижаться на правду бессмысленно, но это тоже отдельная история.

Первая ночь с Занзасом превзошла все ожидания Цуны. Стояло у него каменно. Железно. Титаново. Или титанически — Цуна совсем ничего не соображал. Под конвоем Занзаса привели два евнуха, а может быть, и не евнуха: Леви вот просто сказал, что он импотент, и Цуна беспечно ему поверил, а Рехей и слова-то такого не знал, «секс», так что тоже не представлял никакой опасности. Занзас вырывался, но не сильно, скорее для виду, и озверел уже только тогда, когда увидел Цуну, который, чтобы скоротать ожидание, строил на покрывале башенку из тюбиков смазки и упаковок презервативов. Башенка как раз выходила на одиннадцатый уровень.
Творение цуниных рук рассыпалось, а сам он оказался прижат к покрывалу. Тюбики и коробки больно врезались ему в спину, оставляя на нежной коже узор страсти, похоти и облупившейся с алюминиевых боков краски. Смазку Цуна покупал, конечно же, самую дешевую.
Но Цуна не испугался. В конце концов, редко кто может в подробностях рассмотреть свою спину, так что увидеть этот ужас ему не грозило. А настойчивая агрессия любовника только разожгла в нем новую страсть. Они боролись три минуты и тридцать три секунды, пока Занзас не сказал:
— Да ну нахуй. Что-то мне лень, — и не перевернулся на живот.
Цуна с трепетом оглядел его мускулистую, крепкую, поджарую задницу и с придыханием спросил:
— Занзас, ты девственник?
Занзас с подозрением покосился на него:
— Ты глаза-то разуй, дебил. Ягодицы раздвинь, я хочу сказать.
И Цуна раздвинул.
— О, — сказал он уважительно, — о.
Цуна с сомнением посмотрел на свой член, потом на дырку Занзаса, потом снова на член и решил принять две дополнительных голубых таблетки, чтобы понравилось точно всем. Он лег на Занзаса и от волнения даже не с первого раза попал внутрь.
— Лузер, блядь, — сказал Занзас. Конечно, у него были на то все основания.
Но наконец Цуна погрузил свой жезл в бархатную пещеру страсти, и оба они забылись в пароксизме удовольствия. Цуна размеренно врубался в горячее нутро Занзаса, сладкое как рахат-лукум, желанное, как самый мокрый сон, нежное, как красная мякоть арбуза.
— Ох, — сказал Занзас, когда Цуна головкой члена нащупал твердый орешек простаты — и понял, что выполнил свой кармический долг.
— Боже мой, боже мой, боже мой, — причитал Цуна, обхваченный мягким жаром заднего прохода Занзаса.
Цуна вскрикнул, как раненая белочка, и кончили они одновременно. Цунаеши поцеловал любовника между лопаток, коснувшись языком солоноватой, влажной от пота кожи. Этот вкус, решил он, я запомню на всю жизнь.
Занзас тем временем раскатисто храпел.

— Дорогой, — робко произнес Цуна на следующий день, комкая в потных ладонях две пары белых трусов в черную тигровую полоску. — В благодарность за нашу с тобой первую брачную ночь я решил сделать тебе подарок. Эти трусы для тебя и меня совершенно одинаковые — по цвету, как твой львенок. — Ободранный львенок действительно приплелся во дворец вслед за Занзасом и тут же оккупировал все кошачьи и собачьи миски, отобрал хлеб у крыс и последние крошки у дворцовых тараканов. — Стринги для тебя и семейники для меня.
— Пошел нахуй, — сказал Занзас и отобрал у Цуны трусы.
Цунаеши с облегчением понял, что его дар любви принят.
Той же ночью он услышал, как тихо приоткрывается дверь его комнаты. Это Он, подумал Цуна с радостным нетерпением. Кто-то тяжело и мягко взобрался на кровать, лег горячим телом рядом и жарко и шершаво лизнул его в ухо.
— Занзас, — возбужденно пробормотал Цуна и стащил с себя одеяло, обнажая перед любовником свое тело.
Занзас ничего ему не ответил, только тяжело и эротично засопел. Он, видимо, был в каком-то мягком халате, ворс которого мягко прошелся по спине Цуны, а потом в ложбинку между ягодиц ему уткнулся толстый крепкий член.
— Занзас, — только и смог восхищенно прошептать Цуна, — какой ты...
А потом Занзас двинулся, врываясь в Цуну без всяческой подготовки, тот взвизгнул, дернулся и наконец догадался обернуться. Прямо над его плечом маячила огромная полосатая кошачья морда. Цуна безуспешно попытался вырваться, но лигр прижал его голову сильной мохнатой лапой и только глубже вогнал член в задницу Цуны. Сопротивляться было не только бесполезно, но и опасно. Заветные таблетки лежали в ящике тумбочки, и дотянуться до них у Цуны никак не получалось.
Ничего, утешал себя Цуна. Это будет новый, интересный, познавательный опыт. В конце концов, хуже Реборна быть уже никто не может, подумал он и расслабился, смиренно дожидаясь, пока большая кошка закончит делать свое черное дело.
Через полчаса обкончавшийся, размякший Цуна сладко заснул.
Пришедший утром Занзас ржал, как припадочный:
— Бестер перепутал тебя с самкой лигра. Ха-ха-ха.
Но Цуне, чувствовавшему приятную слабость во всем теле, было почти безразлично. Его прекрасный любовник мог потешаться над ним, сколько хотел, Цуна все готов был ему простить.

Пока Цуна познавал радости зоофилии, Занзас решил прощупать почву под ногами.
— Эй, холоп, — позвал он Реборна, щеголявшего в этот раз мини-бикини на плоской, как доска, груди, — где здесь дают жрать? Еще мне нужны два раба с опахалами и мертвый енот.
Реборн скептически приподнял бровь и ударил его в челюсть с ноги.
— Твое счастье, что мне как-то похуй. Я готовлюсь умереть медленной и мучительной смертью. Как собака. И очень расстроен этим фактом. Не выводи меня из себя, никчемный говнюк, мучитель енотов. Все понял?
— Срань господня, — сказал Занзас с пола. — Третий день только и делаю что валяюсь по всем поверхностям.
— Ничего не забыл? — переспросил Реборн.
— Бля. Нах. Епта. Все, теперь точно ничего.
Реборн пнул его под ребра для профилактики.
— Рот с мылом вымой. — Тут он поморщился и с таким выражением лица, будто увидел кусочек нечистот на любимом косплее, сказал: — Тебе не повезло. У меня рефлекс: как только вижу какое-нибудь никчемное чмо, сразу начинаю его учить.
Тут Занзас понял, что толстый мудак, указавший ему путь за жратвой в эту часть замка, сделал это, сука, нарочно. И срочно, очень срочно нуждался в крепких занзасовых пиздюлях.
— Вот тебе, Занзас, книжка, — наставительно сказал Реборн и показал ему цветной разворот, где огромными детскими буквами было написано: «Небо над Сицилией тонкое, как цветная бумага...»
— Это еще что за нахуй? — изумился Занзас. — Что за духовно богатая поебень?
— Не поебень, — для убедительности Реборн снова пнул его под ребра, — а классика.
— А?
— Наш с тобой муж, Цуна, как ты, должно быть, догадался, тупица, вырос в бедной правительственной семье, у которых всего хозяйства была одна бахча — считай все сельское хозяйство страны. Они были так бедны, что эта книжка оказалась единственной книжкой с картинками, которая была у Цунечки в детстве. Он выучил ее наизусть и любит слушать ее снова и снова. И включил ее в школьную программу, когда стал шейхом. Так что в твоих же интересах, уебище, ознакомиться с ней, пока не поздно.
Занзас сел читать. Кажется, это был единственный способ избежать медленной и мучительной смерти от осколков ребер в легких.
Но сколько Занзас ни читал, так нихуя и не понял.
Реборн уже давно ушел, а он все сидел и чесал в затылке. А потом решил, надо пойти к тому, жирному, пусть теперь тоже помучается. Занзас ему еще покажет.

Занзас с ноги распахнул дверь спальной Цуны. За собой он тащил что-то тяжелое. И это что-то, судя по торчащему вверх ботинку, было человеком. Занзас что-то смачно жевал. Пахло странно.
— Эй, глянь, что я тебе принес!
Цуна приблизился.
На полу рядом с ногами Зазаса лежал Джанини, спокойный и абсолютно мертвый и, кажется, уже холодный. Из его распоротого живота торчали обрубки кишок, а с бедер и груди были срезаны целые пласты сала.
— Господи, Занзас, что ты наделал?!
— А чо? — воззрился на Цуну Занзас. — Ты ж сам сказал что своих пидоров терпеть не можешь. Я тебе мало того, что этого мудака убил, так еще и жрать принес. Ты чем-то недоволен? — угрожающе уточнил Занзас.
— Нет-нет, — быстро успокоил его Цуна. — Все отлично, даже прекрасно. Спасибо, Занзас, ты очень помог.
Цуна сел на край кровати, грустно свесив руки между колен, и начал думать вслух:
— Что же нам теперь делать, чтобы остальные не испугались? Надо его куда-то спрятать...
— М-м-м, — задумчиво поддакнул Занзас, не переставая жевать. Ел он как раз оторванные от Джанини куски сырого мяса. Зверь, в очередной раз восхитился Цуна.
— У меня как раз скоро будет день рожденья, — наконец догадался Цунаеши. — А праздника не предвещается. Я же на тебя, Занзас, потратил все последние деньги. Надо будет отдать его на кухню, пусть приготовят...
— Ага, — согласился Занзас, — жареным он будет всяко лучше сырого.
— Тогда потащили, — вздохнул Цуна, — дай только закинусь для начала.
Он принял пару своих чудесных голубых таблеток и собирался было подхватить Джанини за руки, как Занзас остановил его. Взял за загривок и ткнул лицом в развороченный, но теперь не такой уж толстый живот. Оказалось, что изнутри, кроме кишок, подозрительно торчали обрывки какой-то бумаги с расплывающимися буквами.
— Сначала поебемся, — решил Занзас и пнул Цуну под колено, так что тот с визгом рухнул прямо на едва теплый труп, вжавшись щекой в изящные бледные ключицы своего бывшего наложника.
— Я-то его уже трахнул, — лениво сообщил Занзас, — но с тобой интереснее, сучоныш.
Цуна едва не всхлипнул от умиления. Дождавшись момента, когда Занзас освободит член и начнет на него вскарабкиваться, Цуна вывернулся из-под его гладкого, мускулистого и охренительно сексуального тела и теперь уже сам вмял Занзаса в кишки Джанини. Джанини одобрительно хлюпнул.
— Блядь, — ругнулся Занзас. — Ну и ладно, — сказал он и расслабился.
Теперь они трахали друг друга втроем. Занзас тыкался членом в уже порванный анус Джанини или того, что когда-то было Джанини, а Цуна имел Занзаса сзади, с наслаждением входя в его бархатистое, не такое уж узкое и не такое уж тесное очко.
Занзас позевывал и подмахивал. Ощущение укрощенной силы под собой сносило Цуне крышу.
Под окном кто-то переговаривался.

Утреннее солнце освещало землю, дворец и бахчу под ним первым, еще робким, как румянец девственника, цветом. Две одинокие фигуры осторожно шагали в его неверных лучах.
— Ебать, говна-то опять, — заметил Гокудера, брезгливо отбрасывая ногой коровью лепешку.
— Да ладно тебе, Гокудера, — успокаивал его Ямамото, — зачем тащиться в самый центр поля? Давай просто выберем что-нибудь с краю и пойдем обратно.
— Придурок, — процедил Гокудера. — Остолоп. Мудозвон. Долбоебище.
— Ой, вот этого я еще не слышал! — обрадовался Ямамото.
— Заткнись и не ори, — зашипел Гокудера. — Десятого разбудишь. У него, как ты помнишь, окна как раз на эту сторону выходят.
Ямамото поднял руки в примирительном жесте.
— Эти не подходят, — снизошел до объяснений Гокудера. — Самые сочные в центре поля. И вообще не ной, скажи спасибо, что с собой взял. А взял с собой я тебя только потому, что не хочу потом сам этот арбуз обратно тащить.
Ямамото почесал в затылке и согласно покивал. Спорить с Гокудерой было бесполезно в любом случае. Он подтянул говнодавы повыше и послушно зашагал следом за ним.
Арбуз, удовлетворивший Гокудеру, нашелся рядов через десять после сосредоточенного получасового ползанья в дерьме. По мнению Ямамото, этого было вполне достаточно, и уходить можно было без арбуза, но у Гокудеры было на этот счет другое мнение. Сгрузив Ямамото зрелый звонкий полосатый шар, он побрел в сторону дворца, сверкая грязными локтями.
— Ножик есть? — спросил Гокудера, когда они вернулись к себе и выбрали подходящий чулан для метел.
— Неа, — радостно ответил Ямамото.
— Ебанат. Кретин. Дебил. Хуес... а, у меня все равно есть. А с тебя что взять.
В арбузе он проделал небольшую дыру и выковырял изнутри кусок красной мякоти. Потом покосился на Ямамото и нехотя вырезал второе отверстие, побольше.
— Ну, держи, — сказал он и стянул стринги, освобождая уже каменно стоящий член. — Ах!
Ямамото подхватил арбуз за округлые бока и дождался, пока Гокудера засунет член внутрь, а потом и сам умудрился попасть в предназначенную ему дырку. Гокудера двигался в неровном, рваном ритме, и Ямамото, безуспешно пытавшемуся под этот ритм подстроиться, короткие движения арбуза между их телами доставляли резкое, исступляющее и почти недостижимое удовольствие. Ямамото вбивался в мясистое, влажное, холодноватое нутро. Ебать один арбуз вместе с Гокудерой было здорово и даже как-то особенно интимно, несмотря на то что, благодаря совместному для всего гарема душу, Ямамото помнил каждую складочку ануса Хаято. В глубине души Ямамото подозревал, что стоит у него вовсе не на арбуз и не на совместно совершенное злодеяние, а на самого Гокудеру, но все никак не мог понять, к чему бы это.
Гокудера затрясся и кончил, хрипло застонав:
— Десятый!.. Вы такой... Ох!..
И Ямамото последовал за ним.

Цуна всхлипнул.
— Да жалко мне тебя стало, пацан. Все детство одну и ту же муть читать.
— Это не муть, — обиделся Цуна, тщательно разглаживая вынутую из Джанини бумажку. — Это классика. История про господина и его верного наложника, прошедших многие испытания, чтобы понять, что они созданы друг для друга, и что все на своих местах: господин на месте господина, наложник — его верный раб.
— Идеология так и прет. До этого места я вообще не осилил, — зевнул Занзас. — Тяжело было тебе, наверное.
— Угу. Еще как, — Цуна снова всхлипнул и высморкался в подвернувшиеся под руку обрывки чьих-то трусов.
Занзас с Цуной лежали на полу в посткоитальной неге и в луже чего-то подозрительного, вытекшего из Джанини и остро пахнущего кислотой и говном. Все эти запахи были по стечению обстоятельств прекрасно знакомы Цуне.
Он прижимался к твердому теплому боку Занзаса и, шмыгая и перебивая сам себя, принялся рассказывать печальную историю своего детства:
— ...а мама рано умерла, — сказал он. — Она так любила готовить! Так любила! Ыыыыы... Когда она была с нами, всегда было что поесть. — Цуна всхлипнул еще раз, подавился соплями, закашлялся и продолжил: — А потом инфаркт — и все. Тысячу блюд за одну ночь, вот так пыталась всех накормить, раз — и умерла.
— Копыта, значит, отбросила, — сочувственно сказал Занзас, пожевывая кончик сигары, — ну, это ничего. Считай, повезло. Я б дорого заплатил, чтобы моя мамаша преставилась, как только меня родила.
— Почему? — спросил Цуна с таким любопытством, что даже забыл продолжать реветь.
— Да она... — Занзас замялся, — старый трансвестит-пидорас. Торговала моей жопой, пока я маленький был. Потом я сбежал от нее, но вернулся. Родная мне все-таки. А эта злобная перечница взяла и продала меня тебе.
— Вау, — с ужасом и восторгом воскликнул Цуна, вспомнив бородатого мужика, продававшего Занзаса на невольничьем рынке, — как интере... трагично.
Занзас потрепал его по голове.
— Мы тоже бедные были, — утешил его Цуна. — Еще при маме Нане. Она так любила гостей... Ыыыыы... — снова зарыдал Цуна. — А денег никогда не хватало, чтобы их накормить, поэтому мне всегда приходилось просить их, чтобы, после того, как поели, они пошли и насрали в наш огород. Чтобы было удобрение. Так неловко! — взвыл Цуна.
Занзас выдохнул колечко дыма и сочувственно хрюкнул.
— А отец! — зарыдал Цуна. — Мой отец был даже хуже твоей матери! Он был шахтер и насиловал меня черенком своей кирки! О, моя загубленная юность!
— Вот педофил, — осуждающе пыхнул Занзас и погладил Цуну по яйцам.
— Нет, — вздрогнул Цуна. — Вот чего не было, того не было.
— Э? — переспросил Занзас.
— Мой восемнадцатый день рожденья был худшим днем в моей жизни-и-и-и!!! — Цуна чуть не захлебнулся слезами. — Моя мать подарила мне первого наложника — Реборна, а ты видел Реборна, что это за тип. А отец пришел ко мне в спальню и изнасиловал меня черенком от кирки-и-и-и-и!!!
— Ни хуя себе, пацан, — задумчиво прокомментировал Занзас. — Нет, ну вообще ни хуя себе.
— И я тогда его убил! — зверски оскалился Цуна. — То есть, конечно, не я. И то есть, только попытался, конечно. Когда мамочка Нана умерла, я закопал отца вместе с ней. Но — о горе! — я совсем забыл, что он шахтер! Он выкопался из могилы, прорыл подземный ход ничуть не хуже, чем он бурил мой девственный зад! И сбежал! В Японию! В жопу мира!
— Ну, я вижу, твой отец к этому склонен, — согласился Занзас.
— И теперь мы не можем его найти. Правда, пока он рыл подземный ход, он случайно сделал нам три нефтяных шахты, и с тех пор в нашей семье появились деньги...
Цуна подтер нос и снова уткнулся под мышку Занзасу.
— Кстати о днях рожденья, — задумчиво сказал тот. — Пойдем, дотащим этого до кухни. Чо-то я жрать хочу.

Тем временем в местах не столь отдаленных...
— Блядь, — с чувством произнес Агрессивный Птицееб.
— Что еще? — с неудовольствием отвлекся от своего занятия Коварный Ананас. В руках он держал два собственных хладных трупа, правда, у одного из них были зеленые волосы, а у другого не хватало глаза.
— Хиберда выпустил, — пожаловался Птицееб.
— Ну, следуй за белыми кляксами, — посоветовал Ананас.
— А если их не будет? — спросил Птицееб с подозрением.
— Да будет-будет, — успокоил его Ананас. — Он еще дня три будет со страху сраться. Этот Хиберд какой-то особенно пугливый.
— Я вот думаю, — Птицееб поглядел на свои ногти, — может, сразу на следующего переходить?
Коварный Ананас пожал плечами, чуть не выронив свои трупы из рук, зашипел и потащился в другую комнату.
— Хотя нет, — сказал Птицееб ему в спину. — Мужик я или кто?

— Мужик я или кто? — риторически спросил Цуна.
— Или кто, — сразу же довольно подсказал Занзас.
Джанини уже лежал на разделочном столе со всей живописностью давно мертвого и оскверненного человека, в котором не хватало нескольких важных частей. Чтобы принести его сюда по шестидесяти двум лестницам и сорока восьми переходам дворца, пришлось изрядно помаяться. Занзас еще пару раз сворачивал не туда, поэтому путешествие изрядно затянулось.
— Так вот почему я так и не смог найти жратвы, — понял Занзас.
Смеркалось.
Под столом Джанини лежал расколотый арбуз, покрытый чем-то прозрачно-белесым. Мухи роились вокруг.
— Давай поедим, — предложил Цуна, — и снова займемся любовью. А потом еще раз поедим. И снова предадимся страсти. И опять поедим. И вознесемся на крыльях неги.
— У тебя там скоро эпитеты кончатся? — угрюмо поинтересовался Занзас.
— Да. То есть нет, я еще много знаю, я старательно учил наизусть... Так ты согласен?
До самого следующего дня Цуна склонял Занзаса в разных позах, пока Занзас не замечал предпринимаемых им усилий, потому что все это время занимался набиванием желудка всем, что попадалось под руку. В перерывах между оргазмами Цуна пытался уследить, чтобы он не съел чего-нибудь совсем несъедобного.
Ночь пролетела незаметно.

Наутро все семейство Савады в лице жен и наложниц, работников кухни, охранников, пиар-отдела и сборщиков податей (по большей части все это, правда, были одни и те же люди) собралось в банкетном зале, сияя новыми нарядами, при виде которых у Цуны перед глазами начинали мелькать нолики, и голыми ягодицами, ни одни из которых, разумеется, не могли сравниться с совершенным задом Занзаса.
— Кого-то не хватает, Цунаеши ибн Емицу Десятый, — сказал Гокудера, пересчитав присутствующих. — Только вот кого?
С трудом пролезая в двери, евнухи вкатили внутрь зала огромный торт, украшенный какими-то кремами и розочками. Цуна искренне понадеялся, что все это относительно съедобно, ну, насколько хоть что-то можно назвать несъедобным в присутствии Занзаса. И что повара не стали начинять торт сахарными бисквитами и тушкой Джанини одновременно — хотя надеяться на разумность поваров приходилось еще меньше, чем на разумность жен и наложников.
На самом верху белоснежного кремового купола красовалась единственная свечка, в которой Цуна со внутренним содроганием распознал член Джанини, задорно подмигивающий ему огоньком.
— Душечка! — воскликнул Луссурия. — В этот торжественный момент позволь вручить тебе... — и вручил Цуне нож, потому что торта всем хотелось, а резать его — нет.
Крепко ухватив деревянную рукоятку своего могучего оружия, Цуна приблизился к огромному многоэтажному белому монстру — и нанес меткий удар в самое его сердце. Жены и наложницы восхищенно зааплодировали. И тут случилось непредвиденное: покрытые кремом стенки торта плавно разошлись, явив свету разное. Глядя на это разное, Цуна невольно и очень некстати вспомнил про проданные нефтяные шахты. В слои светлого теста были живописно запечены обломки мелких косточек, зубы, куски страниц с картинками, еще вчера бывшие частью любимой цуниной книги, не слишком мелко нашинкованные пальцы, а кое-где и просто ободранные ногти. В кусках вложенного внутрь мяса шевелились маленькие, белые, устрашающего вида червячки.
Даже в холодильник забыли положить, понял Цуна. Хотя какой уж тут холодильник.
Торт смотрел на Цуну запеченными глазными яблоками и пучками лобковых волос. И тут вся эта громада мяса и крема вздрогнула, заколыхалась и человеческим голосом произнесла:
— За что?! За что вы так со мной поступили??? Почему? Отчего я вынужден терпеть все это? Когда-то я был гениальным механиком — и что стало со мной теперь? Почему же таким унижениям и до, и после смерти должна подвергаться моя многогранная личность, моя тонкая душевная организация? Уж лучше бы, как раньше, про меня никто вообще не помнил и не знал, как меня зову-у-ут! — захлебывался собственным кремом торт. Гости опасливо жались к стенам и просачивались вон из помещения. — Но самое ужасное, самое отвратительное, самое невообразимое даже не это! А то, что человек, которым я искренне восхищался, мог так бесчеловечно со мной поступить.
Цуна зажал рот рукой, вот-вот готовый расплакаться. Действительно, как он мог? Он бы никогда!
— Занзас!!! — взвыл Тортоджанини. — Такой сильный, смелый и сексуальный! Единственный, кто смог провести с Реборном дольше десяти минут и не получить на всю жизнь моральную травму...
— Ну, это как посмотреть, — пробормотал Занзас.
— Я влюбился в него с первого взгляда, а он!.. А он!
— Еба-а-ать, — многозначительно сказал Занзас, кажется, вполне уяснив свою ошибку.
Торт заворчал что-то оскорбленное и нечленораздельное и вспучился, разбрызгивая повсюду свое содержимое.
— Месть! — выкрикнул он.
И все понеслись врассыпную, набиваясь в узкие коридоры, преследуемые волной полужидких вонючих кремово-мясных гнилых масс, завывавших что-то о мести и неразделенной любви. Все смешалось в доме Савады. Вокруг мелькали полуголые торсы, до сексуальности которых никому больше не было дела, цветные перья и волосы, чьи-то зады и розовые пятки. Бодрым строем мимо Цуны и Занзаса пробежали мужики в коже и латексе.
— А это что за черные хуи? — спросил Занзас.
— Люди Дино, — объяснил Цунаеши. — Сборщики податей.
— А эту хрень зачем на себя напялили?
— Во-первых, Дино так нравится. — Тут они свернули в боковой спокойный коридор и смогли остановиться, чтобы отдышаться. — А во-вторых, это такая стратегия. Приходит к тебе ночью мужик в БДСМ-ной маске и говорит: «Отдавай деньги». Вот ты бы, Занзас, наверное, со страху не обкакался бы и не отдал. А я бы отдал. И еще приплатил бы.
— Ладно, — буркнул Занзас, — хватит уже срать, и так одно говно кругом. Побежали дальше.
На полу как раз начал опасно растекаться какой-то сироп.
Забаррикадироваться им удалось только в спальне Цуны. Дворец громыхал и сотрясался от визгов и тяжелой поступи торта-зомби, решившего вернуть человечеству всю его любовь и обожание.
Сидя под дверью и слушая мокрые звуки причиняющегося добра, Цуна вздыхал:
— Мне так стыдно. Так неловко. А ведь Джанини я любил меньше всех своих жен и частенько забывал про него. А ведь как только нефтяной насос сломался — так сразу Джанини, как только мелиорация испортилась — сразу Джанини, как канализация засорилась — снова Джанини.
— Да это у вас одно и то же, — утешил его Занзас.
— Какая я бесчестная, нехорошая личность. Поганый мудак, как сказал бы ты, — не слушая его, продолжал убиваться Цуна. — Как я мог при жизни не оценить такого талантливого, доброго, чуткого, умнейшего человека! Про него слагали бы легенды!!
— Если как вот ту... — медленно начал Занзас, копаясь в шкафах и ящиках комода и даже заглянул под матрас.
— Да! Джанини этого достоин! — быстро сказал Цуна, пока Занзас не выдал чего-нибудь плохого.
Цунаеши наблюдал за Занзасом со своего места, и в перерыве между сеансами скорби пытался понять, что же тот ищет. Оружие против зомби? Маскировочные костюмы? Противогазы? Или, может быть, его неистовый любовник решил реализовать свой нерастраченный во время бегства адреналин и находится в поиске презервативов? Цуна представил себе, как они трахаются, пока за дверью происходит зомби-апокалипсис, и едва успел подобрать слюни. Он принял соблазнительную позу и прокашлялся, чтобы привлечь внимание Занзаса.
— В тумбочке, — сказал он. — И смазка тоже там. Все пятьдесят видов.
— Далась мне твоя смазка, — сказал Занзас, но в тумбочку полез.
О, подумал Цуна. Без смазки — это так мило, так жертвенно со стороны Занзаса. Он тут же решил после окончания апокалипсиса подарить Занзасу двух мертвых енотов, Реборн говорил, что тому они почему-то очень нравились. С другой стороны, как успел понять Цуна, мортидо у его наложника было развито даже лучше, чем либидо.
— У тебя такое выражение лица, будто у тебя живот схватило, — сказал Занзас. Да, думать о таких вещах Цуне всегда было нелегко. — А смотри, что я нашел, — сказал он, гнусно ухмыляясь, и показал Цуне маленькую баночку, за прозрачными стенками которой безошибочно распознавались драгоценные таблетки.
— Отдай, — сказал Цуна напряженным голосом. Еще был шанс, что Занзас не поймет, что это такое, но шанс, стремящийся к отрицательным величинам.
— Ну все, сопляк, больше ты меня не наебешь, — оскалился Занзас. — Пришел твой черед подставлять задницу.
Цуна пискнул от ужаса. В глазах Занзаса, незамедлительно выжравшего всю упаковку, разгоралось пламя ярости даже более сильное и яркое, чем то, что Цуне довелось видеть в первый день их знакомства.
Занзас мгновенно приблизился, опрокинул Цуну на пол, заломил руки за спину и вставил ему почти без подготовки, успев только смазать член, так что трепетный цунин зад оказался не порван исключительно по той причине, что помнил еще кирку отца своего.
— Не надо! — прохрипел Цуна, еле живой от испуга. — Занзас, пожалуйста.
Споротивляться человеку с двумя десятками голубых таблеток в организме было просто самоубийственно. Тогда Цунаеши решил применить сильнейшее из своего оружия: этику и паппи-айз.
Занзас не заботился о партнере, он трахал Цунаеши быстрыми, сильными толчками, вламывался в него так, что, казалось, головка доставала почти до самого горла, и трудно было дышать.
— Я умоляю тебя, Занзас, прекрати! — Цуна сморгнул с ресниц тяжелые капли крокодиловых своих слез. Видимо, член Занзаса нажимал там внутри него на какие-то железы, так что плакать и кричать теперь было легко и даже почти радостно. Но Занзас только низко, злодейски хохотнул и продолжил вбиваться в цунин зад.
— Нет, нет, пожалуйста, нет! — орал Цуна, яростно подмахивая. — Боже мой!
И, подведенный к самому краю удовольствия, Цуна, не раздумывая, с визгом с него бросился.
— Уши, блядь, закладывает, — сообщил ему Занзас. — Хотя слышал я и похуже.
Цуна пролепетал в ответ что-то бессвязное, даже сам не понял что. Мыслить ему не удавалось. Он и имя-то свое вряд ли бы сейчас смог вспомнить.
— Маленькая шлюшка, — одобрил Занзас.

Скрываясь от зомби, Цуна с Занзасом провели в комнате еще пару дней. Занзасу, накачанному таблетками, еда не требовалась, а Цуне пришлось обходиться неземным кайфом и питательной спермой.
Связи с внешним миром никакой не было, только иногда на подоконник спальной прилетали какие-то засранные птицы. К лапке одной из них Занзас привязал записку. Цуна хотел только спросить, что там, но не смог связать и двух слов, как любовник и мучитель уже снова приближался к нему, подрачивая свой гордо стоящий член — и Цунаеши забывал последние буквы. Согласные он забыл почти сразу, а вот гласные, «о», «а» и особенно «ы», требовались ему постоянно.
На исходе второго дня в стекло что-то постучало. Остатками мозга Цуна с ужасом решил, что Джанини, добравшийся в городе до дома оракула и съевший Бьякурана, мутировал и научился летать. Но Занзас — ему-то точно было море по колено — заорал: «Войдите, нах!»
И, протаранив стекло, в комнату влетела огромная акула с сидящими на ее спине людьми, наводящая на какие-то смутные и подозрительно знакомые ассоциации.
Слезая с Цуны, Занзас повел себя неожиданно.
— А, это вы, — сказал он. — Наконец-то. Вы там с какими черепахами ебались?
Влетевшие тут же заухмылялись, словно в его словах была доля правды.
— ДА ЭТОТ ХИБЕРДА ЛОВИЛ, — сказал длинноволосый человек, и до Цуны начало медленно доходить. Наверное, он и был Волосатой Акулой.
Второго, судя по прическе, следовало называть Коварным Ананасом, ну а третий методом исключения оказывался Агрессивным Птицеебом.
— НАКОНЕЦ-ТО МЫ НАШЛИ ТЕБЯ, МЭРИ, — сказал Акула.
— Сколько раз тебе говорил, не называй меня так! — рявкнул Занзас.
— Мэри? — пискнул Цуна.
— А ТЫ ЧТО, НЕ СЛЫШАЛ ЭТОЙ ДУШЕЩИПАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИИ? КОГДА МАМАША ЭТОГО ПИДОРА ОТДАВАЛА ЕГО ЖИРНЫМ ПЕДОФИЛАМ, КОТОРЫЕ ХОТЕЛИ ПОЕБАТЬ ДЕВОЧКУ, ОНА ГОВОРИЛА, ЧТО ЕГО ЗОВУТ МЭРИ. И ДЕНЬГИ ВПЕРЕД БРАЛА.
— Ой, — ужаснулся Цуна.
Занзас подошел и молча врезал Акуле под дых. Тот бросился на него в ответ с криком:
— И ВЕДЬ ДО СИХ ПОР ВСЕМ, КРОМЕ МЕНЯ, ОЧКО ПОДСТАВЛЯЕТ, МЭРИ СУКА БЛЯ.
— Мы тут прогуляемся, пока вы разбираетесь, поищем, где главная сокровищница, — протянул Ананас, и тут Цуна понял, что его не один, а целых трое, только один почему-то зеленый, а у второго не хватает глаза.
Чтобы проверить, не привиделось ли ему, Цуна нажал на левое веко и тоже чуть не выколол себе глаз, потому что докатившаяся до постели драка ударила его в бок.
— Да нет у него бабла, — сказал выбравшийся из кучи-малы Занзас. — Можете не искать. Зря старались. Этот малолетний долбоеб на меня все деньги спустил.
В комнате повисло напряженное молчание.
— То есть как? — помертвевшим голосом спросил главный Ананас, а двое маленьких горестно вздохнули.
— БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯДЬ!!!1 — нервно прокомментировал Акула.
— Пойду убью все живое, — флегматично сказал Птицееб.
— Конечно, иди, Кея-кун, — поддержал его Ананас, а под нос себе пробормотал: — Как хорошо, что я мертвый.

Первым в себя пришел Акула, стремительно приняв решение:
— НЕ НАШЛИ БАБЛА, ТАК ХОТЬ СОГРЕЕМСЯ, — объявил он. — САВАДА, ПОДЫМАЙ-КА ЗАД!
И все началось заново: мелькающие перед глазами члены и яйца, покрытые цветными волосами, чья-то одинокая вульва, которую ему разрешили полизать, руки, крепко держащие его то за бедра, то за горло, то хватающие за волосы — и его собственная задница, растягиваемая, как резиновый шарик. Зад болел, губы саднили, а по вкусам спермы и методам скоростного отсоса Цуна смог бы защитить диссертацию — когда к нему вернулась бы способность писать, конечно.
Цуна лежал в бессмысленной истоме, когда кто-то новый ухватил его за волосы, дернул наверх и подставил головку стоящего члена к самым губам. Судя по запаху птичьего помета, на этот раз Цуне пришлось обслуживать Агрессивного Птицееба. Еще кто-то пристроился сзади, и, как сквозь вату, Цуна услышал:
— Хорошо погулял, Кея?
Птицееб хмыкнул и лаконично рассказал:
— Добил какую-то неведомую хуйню. Хуйня сказала спасибо и сдохла. Не отвлекайся.
Тут послышался голос Занзаса:
— Эй вы там, Мукуро, никакого двойного проникновения. Еще порвете мне его.
— Ну хотя бы тентакли-то можно? — капризно спросил кто-то из Ананасов, и Занзас великодушно разрешил:
— За раз больше одного тентакля не пихать.
Толстые слизкие щупальца тут же обвили ноги Цуны, защекотали живот, присосками обхватили чувствительные соски, сжали яйца и член и нежнейшим движением раздвинули полупопия. Цуна уже думал, что после многоразового изматывающего траха ни на что не способен, но тут понял, что деваться некуда. Придется получать удовольствие. Что-то, смутно напоминающее то ли мокрое щупальце, то ли мокрый горячий язык, погладило его между ягодиц и обвело вспухшие края отверстия.
Член Цуны неумолимо наливался кровью, а сам Цуна мог только коротко постанывать во время, свободное от сосания чужого члена.
— КСТАТИ, САВАДА, НЕ ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ В КАРУСЕЛЬКУ?
Цуна вздрогнул, закашлялся, и только мужество и стойкость, а также панический страх оказаться немедленно обезглавленным помог ему не сжать зубы на члене Птицееба.
— Это как? — спросил очередной Ананас. Цуна уже замучился их считать.
— КАК-КАК, — проворчал Акула, — А ВОТ ТАК.
Кто-то поднял руки Цуны и развел их стороны. В одну ладонь ткнулся один напряженный член — Акулы, в другую другой — Занзаса, член Агрессивного Птицееба все еще был во рту Цунаеши, а в зад ему продолжали тыкаться тентакли Коварного Ананаса.
— А ТЕПЕРЬ МЫ ВСЕ БУДЕМ ХОДИТЬ ПО КРУГУ, — заржал Акула.
— Ну тупой озабоченный выродок, — укорил его Занзас. — Здесь же постель. По ней можно будет только ползать.
— САМ ТЫ ТУПОЙ!!!
— Это он самый тупой, — неожиданно разрядил обстановку Птицееб. — Помните, почему у нас нет денег? Правильно, потому что он пошел грабить банк.
— А ПОТОМ ЗВОНИТ И ГОВОРИТ: ПРИВЕТ, Я В БАНКЕ, ВОКРУГ ВОДА И КАКИЕ-ТО ЗОМБИ. ГАГАГАГА.
Цуна, конечно, ничего не понял, но это было самое счастливое мгновение в его жизни, потому что тентакли прекратили его трахать, член Птицееба покинул его рот и даже Занзас с Акулой куда-то делись.
Цуна свернулся в сладкий клубочек истомы и облегчения и засопел, пока над его головой носились ураганы, вспыхивали молнии и посыпал всех пеплом вулкан Эйяфьятлайокудль.
Очнулся Цунаеши, только когда Занзас ласково потыкал его в живот и сказал:
— Ну того, Савада. Поехали мы что ли. Даже жалко с тобой расставаться, прямо как родной стал. Смотри только не залети, а то, блядь, и вправду родным будешь.
На заднем фоне раздавалось ржание, хихикание и сдержанные смешки.

Цуна все еще пытался прийти в себя от ужаса и унижения, когда в комнате появился Реборн, подошел ближе и сел на край кровати. Он склонился над распластанным Цуной и глядел на него со смесью жалости и отвращения.
— Никчемный муженек, — сказал Реборн. — Ты же помнишь, что я Аркобалено и могу кое-что изменить в этой реальности. Проси, чего хочешь. Вернуть шахты. Убить ассасинов. Сделать тебя немножко богаче.
Цуна повернулся на бок, потрогал пальцем саднящий анус и решительно произнес:
— Ящик водки и всех обратно!

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		63	(100%)
Всего:		63

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу

---

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Чужая душа - потемки
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Персонажи: Занзас, Цуна
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: 1231 слово
Дикслеймер: Всех имеет Амано.
Саммари: Дом Савады, как обычно, гостеприимен.

- Цу-кун, ты почему не сказал, что твои друзья приезжают? - спросила Нана. - Теперь у меня не хватает продуктов, чтобы всех накормить. Не сходите в магазин?
- Какие друзья? - осторожно спросил Цуна, предчувствуя недоброе.
- Ну как же, - беззаботно ответила Нана, - Занзас-кун, Сквало-кун, Бельфегор-кун… ой, Цу-кун, ты почему такой бледный? Что-то не так?

Не так было все, начиная с нечищеных сапог Леви прямо у порога и заканчивая тем, что теперь ночью Цуна не рискнул бы спуститься в ванную даже под страхом разрыва мочевого пузыря - потому что именно на первом этаже находились гостевые спальни.
Жить в одном доме с Варией было опасным, трудным и очень нервным занятием. Цуна еще мог привыкнуть к тому, что просыпается в пять утра не по будильнику, а от ора: "Убери свои руки от моих волос!" И к тому, что кто-то забывал по всему дому оттеночные шампуни и блески для губ, и это была явно не Кеко-тян. И к тому, что некоторые диваны и подушки к вечеру оказывались распотрошенными. И к тому, что короткое замыкание происходило в доме не менее, чем дважды в день. И даже к тому, что он не мог больше с уверенностью сказать, оставлял ли в кошельке именно столько денег, или их все-таки было в два раза больше еще час назад. Не говоря уже о том, что в сортах мяса он теперь разбирался не хуже профессионального повара.
Во всей этой истории был один плюс: Вария не издевалась над Цуной. Его, однако, перечеркивал жирный минус: они не издевались над Цуной, видимо, только потому, что это право полностью и безраздельно принадлежало Занзасу.

- Как спалось, Савада? - спрашивал он по утрам, пока не слышит Нана. - У тебя же кровать мягкая? Удобная? Сухая?
- Хороших снов, Савада, - говорил он вечером. - Пусть тебе приснится что-нибудь прекрасное. Например, я.
Цуна, конечно, понимал, что эти вечерние пожелания, конечно, связаны с утренними вопросами. Увидь Цуна Занзаса во сне, он не знал, что сделал бы от страха, может, и кровать бы испортил. С этой точки зрения его пятичасовые пробуждения от криков про волосы были даже кстати.
Время от времени Занзас любил зайти к Цуне в комнату и сделать что-нибудь неприличное. Один раз он задушевно спросил, как у Цуны складываются отношения с Кеко-тян и не менее задушевно пихнул ему в нагрудный карман пачку презервативов. Презервативы почему-то были особо прочные и со смазкой, но Цуна решил, что Занзас, наверное, очень обстоятельный человек и любит все надежное, включая надежные планы.
В другой раз Занзас притащил ему два журнала, сказал, что это старые, и ему самому больше не пригодятся, а вот Саваде могут и понадобиться, кстати, какие там женщины ему больше нравятся - смуглые, светлые, блондинки, брюнетки, рыжие? Занзас открывал журнал на очередном развороте (не все из них сияли чистотой) и тыкал Цуне в лицо чьими-то сиськами.
- Ну, нравится? - Цуне очень хотелось провалиться куда-нибудь под землю, но ему неловко было отвечать "нет".
Занзас, почему-то после каждого его согласного кивка становился все мрачнее и мрачнее. Цуна решил, что тот, наверное, хотел услышать хоть какое-то вменяемое мнение. Но не листать же теперь порножурналы при свете ночника, еще и мама зайдет.
А еще однажды Занзас выудил у Цуны среди белья чей-то оранжевый лифчик, от одного вида которого Цуна залился краской. Он глубоко подозревал, что бюстгальтер принадлежит Луссурии, а принес его сюда Маммон по просьбе Занзаса же, но выслушать получасовую лекцию на итальянском матерном о собственном отвратительном вкусе ему все равно пришлось.

Занзас был бесчеловечен, как сотня варваров.
- Сквало-сан! - Цуна постучался в дверь спальной капитана Варии, но ответа не получил. - Сквало-сан! - настойчиво повторил он, пугаясь собственной смелости. - Вас зовут обедать!
- Пошел к черту!!! - рявкнули из-за двери. - Подавись своим обедом, Савада!
Белый, как мел, Цуна вернулся в столовую.
- Что, не идет? - глумливо спросил Занзас, всем видом как бы намекая, что Цуна даже никчемнее, чем он думал раньше, даже мусора вот не может позвать.
Занзас поднялся из-за стола и пропал на пару минут, а вернулся уже таща за собой Сквало, помятого, в синяках, кое-где порванной форме и со сломанной расческой, торчащей из колтуна волос. Занзас усадил Сквало за стол, назидательно произнеся:
- Вот что бывает с теми, кто не слушается.
Сквало в ответ пробурчал что-то неразборчивое.
- Учись, Савада, - обратился Занзас уже к Цуне.
Цуне, должно быть, полагалось сейчас поразмышлять о неэффективном руководстве и собственной бесполезности, но, глядя на Сквало, он только и мог, что думать: "Это ужасно!"

Занзас слушал ужасную, непристойную музыку и, конечно, тоже с намеком. "…sexy back. Some motherfuckers don't know how to act!" - орал музыкальный центр, Цуна пытался прокрасться мимо гостиной к себе наверх, чтобы не оказаться замеченным, но, как и всякий сосунок, не преуспел.
- Слышишь, Савада? Прямо как про тебя, - заухмылялся Занзас, выглянув из дверного проема, и сделал какое-то неопределенное движение руками.
Чтобы не подвергаться дальнейшим унижениям, Цуна мужественно соврал:
- А я н-не п-понимаю. У меня в школе п-по английскому п-пять баллов за тест. Из ста! - решительно добавил он.
Лицо Занзаса выразило странную эмоцию: смесь разочарования и презрения, а потом он спросил:
- Слушай, Савада, а хочешь, я помогу тебе с уроками?
- Не-е-ет! - возопил Цуна, бросился наверх и заперся у себя в комнате.

Еще Занзас очень странно одевался. Сначала, правда, Цуна думал, что в Варии только Луссурия - любитель перьев, мертвых существ и эксгибиционизма, то вскоре понял, как же глубоко он ошибался. К концу недели, заявив, что он на отдыхе, Занзас сменил варийскую форму на обтягивающие брюки, рубашку с голой грудью и боа из мертвых енотов. Этот вид шокировал Цуну, старающегося благопристойно повязывать галстук даже по выходным - требованиям семьи надо было соответствовать, - но еще больший ужас у него вызвал один из этих мертвых енотов, обнаружившийся как-то у него в кровати.
Цуна пошел возвращать труп владельцу, собрав в кулак последние силы. По дороге он размышлял, как бы намекнуть Занзасу, что в этом доме ему не рады. Или даже не намекнуть, а решительно объявить. Так и сказать: да, Занзас, все, вон отсюда!
План провалился с треском. Уже через пять минут, рыдая во весь голос, покрывая стены комнаты Занзаса ударами лба и заикаясь на каждой букве, Цуна умолял его удалиться в Италию, по возможности скорее, если это, конечно, удобно, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
Занзас смотрел в ответ как-то обиженно.
- Нет, - сказал он.
- Ну тогда, - шмыгнул носом Цуна, - если ты собираешься остаться здесь, соблюдай хоть вид благопристойности!
Он дошел до последней границы отчаяния, заботясь не только о собственном психическом здоровье, но и о душе своей мамочки, и даже о репутации самого Занзаса. Занзас его усердия, похоже, не оценил:
- Да плевать мне на твою блядопристойность, Савада! - взорвался он и рванул свое боа так, что еноты разлетелись по всей комнате. - Я торчу в этом клоповнике уже гребаные две недели! Жру какую-то хрень, виски ставить некуда, посуду бить нельзя! Не матерюсь в присутствии твоей мамаши! Еще никого не убил! Слушаю какую-то дрянь! Провоцирую тебя, понимаешь! А ты, жопоголовый мудак, так ни разу и не ответил на все мои ухаживания!
- Ой, - только и смог ответить на эту пламенную речь Цуна.
- Так что теперь, Савада, мы поступим по-моему. Я кидаю тебя на плечо, - тут земля ушла у Цуны из-под ног, - и тащу в свою пещеру!

Цуна болтался за чужим плечом и грустно смотрел на удаляющийся родной, милый дом. Кажется, оставалось только смириться с тем, что какие-то вещи в этой жизни не доступны его пониманию. Например, учебник по английскому, теория эффективного менеджмента и таинственная и мрачная душа Занзаса.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		47	(100%)
Всего:		47

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по нашему пейрингу

---

[Голубичная поляна]

Название: Проигрыш – не поражение
Автор: Голубичная поляна
Бета: Анонимный доброжелатель
Персонажи: 6YLЗанзас/6YLТсуна
Рейтинг: PG-13
Размер: 750 слов
Дисклеймер: Все принадлежит Амано
Предупреждение: кроссдрессинг

Тсуна ещё раз покосился на своё отражение в зеркале. Тяжело вздохнул и покачал головой. Тот факт, что он стоял в спальне Занзаса, уже не казался чем-то, выходящим из ряда вон. Собственное отражение било все рекорды того, что он раньше считал для себя невозможным.

Это же надо было быть таким идиотом, чтобы согласиться играть в карты с Занзасом на желание. Но всё так хорошо начиналось! Совместный визит к союзникам Семьи, новый выгодный договор и скромное торжество в кабинете босса Варии. Занзас был почти добродушен, назвал его мусором всего лишь несколько раз, и Тсуна неосмотрительно расслабился. Как оказалось потом, именно в этом и была его ошибка.
Идея Занзаса сыграть в карты на желание показалась не такой уж устрашающей. Да что там – она выглядела приятным времяпрепровождением! Тсуна резонно рассудил, что после того количества спиртного, которое влил в себя Занзас, ни один нормальный человек не сможет уследить за ходом игры. Правда, он не учёл, что Занзас сильно отличался от нормальных людей.
Тсуна мысленно рисовал себе картину своего триумфа, когда вдруг оказался в проигрыше. Глянул на ухмылку Занзаса, запоздало прислушался к интуиции, но деваться было некуда. Уговор дороже денег.

– Мусор, долго ты ещё собираешься там возиться? – донеслось из смежного со спальней кабинета.
Тсуна тряхнул головой, отгоняя гнетущие мысли о собственном неблагоразумии.
– Мне нужно морально подготовиться, – сообщил он, в последний раз оглядев себя.
Белый, без особых изысков, но элегантный, корсет лёг по его фигуре идеально. Кружевные трусики-шорты он умудрился надеть поверх своих боксёров. Довершали образ высокие чулки и туфли на каблуках – такого же белого цвета.
«Хорошо, что обошлось без пояса для чулок», – подумал Тсуна. Умение находить плюсы в, казалось бы, безнадёжных ситуациях стало к двадцати годам его сильной стороной.
Несколько смущало Тсуну другое: он не выглядел в этом смешно. Как угодно, но не смешно. В чём тут было дело: в его тонком и стройном теле или в шикарном белье – он не знал. И ещё, белый цвет был ему невероятно к лицу.
– Сам выбирал? – громко поинтересовался Тсуна из-за приоткрытой двери.
Занзас в кабинете задумчиво повертел пистолет:
– Лучшие миланские бутики были к моим услугам, – вскинул руку, прицелившись в стену напротив. – Савада, выходи, или я вытащу тебя силой.
Тсуна закатил глаза и, резко распахнув дверь, замер, переступив порог.
Он не знал, на что рассчитывал Занзас. Может, поржать, а может, и поиздеваться над ним. В любом случае, ничего из этого не произошло. Занзас молчал, и Тсуна мог бы сказать, что вид у него был удивлённый. Комната потонула в молчании.
Тсуна стоял, мёртвой хваткой вцепившись в дверной косяк. Занзас никогда до этого так на него не смотрел. «Он вообще ни на кого так не смотрел», – в панике подумал Тсуна. Даже на тех девиц, которые крутились вокруг них в элитном закрытом клубе.
– Достаточно? – неуверенно улыбнувшись, он попытался разрядить атмосферу. – Уговор я выполнил, было весело, но, пожалуй, хватит.
– Стоять, – Занзас поднялся из кресла и, обойдя стол, присел на его край. – Подойди ближе.
Тсуна шумно вздохнул, помялся, но всё-таки направился к Занзасу.
– Савада, я чего-то не знаю? – спросил тот, почти зачарованно наблюдая за его уверенной походкой на двенадцатисантиметровых каблуках.
– Представь себе, – из-за неловкости и напряжения почти огрызнулся Тсуна. От ухмылки Занзаса по спине пошли мурашки, и он поспешил объясниться: – На одной из миссий я изображал женщину. А не то, что ты подумал!
– Савада, – негромко и почти ласково сказал Занзас, убирая пистолет. – Могу поспорить, ты даже понятия не имеешь, о чём я сейчас подумал.
От комментариев Тсуна благоразумно воздержался и, залившись краской, уставился в пол. Из медитации его вывела ладонь Занзаса, тяжело опустившаяся на плечо. От неожиданности у Тсуны едва не подогнулись колени. Он вскинул голову и наткнулся на взгляд Занзаса, в глазах которого разгоралось алое пламя.
– Занзас, – охрипшим голосом растерянно начал Тсуна. – Что происходит?
Ему было невозможно хорошо под прикосновениями чужих рук, которые гладили, трогали и сжимали его тело.
– А на что это похоже, Савада?
Занзас выглядел уж слишком самоуверенно, и в Тсуне вдруг проснулась решительность. Он придвинулся ближе, наваливаясь почти всем телом на Занзаса, и уткнулся лицом в его шею, почувствовав, как яркие перья приятно защекотали кожу. Подумав, повернул голову и провёл языком по шраму на чужой щеке. В отместку.
Занзас подавился воздухом и сжал его так, что чуть кости не хрустнули. Сгрёб в охапку и, развернувшись, усадил на стол. Корсет подозрительно затрещал, чему Тсуна только обрадовался: дышать в нём становилось невозможно.

– Я понял, – задыхаясь, распластанный на столе, попытался выдать последнюю связную мысль Тсуна. – Это всё из-за женского белья, так ведь?
Занзас оторвался от него, оглядел точёную фигуру, пылающее лицо и громадные глазищи, в глубине которых полыхал оранжевый свет.
– Даже не надейся, Савада, – прохрипел он.
Тсуна подумал, что несбывшиеся надежды – не всегда плохо.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось!		38	(100%)
Всего:		38

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда голубики, работа по чужому пейрингу

---

[Смородина_Лайт]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[ядовитая волчья ягодка]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?tag=4557768"> <img src="http://s2.ipicture.ru/uploads/20120708/i550Xcyk.jpg"></a>

Название: Короче, детка
Автор: ядовитая волчья ягодка
Бета: ядовитая волчья ягодка
Персонажи: Занзас/Цуна
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 977 слов
Дикслеймер: отказываемся, все принадлежит Амано
Саммари: Как стать решительнее.

Схватив с проносимого мимо подноса бокал с шампанским и осушив его залпом, Цуна понял, что был идиотом. Что действовать нужно было не так. Действовать нужно было смелее, решительнее.

Он отбросил бокал в сторону, не обращая внимания на звон разбитого стекла.

Кто-то – кажется, Гокудера, – уже направлялся к нему с противоположной стороны зала. Цуна воспользовался моментом, пока он лавировал в море всех этих незнакомцев, которых Девятый пригласил на его, Цунин, день рождения, и поспешил ретироваться за дверь. Он просто не мог, не хотел разговаривать с Гокудерой сейчас. Что тот скажет, Цуна знал и так. «Ну как все прошло, Десятый? Вас можно поздравить, Десятый?»

Поздравить Цуну можно было разве что с тем, что перспектива остаться до конца жизни робким девственником замаячила перед ним еще отчетливее, чем раньше, но принимать поздравления по этому поводу Цуна был еще не готов.

Привыкнуть к огромному особняку Вонголы он не успел, поэтому плохо ориентировался в хитросплетениях лестниц и коридоров. В поисках места, где никому не придет в голову его искать, он толкнул первую попавшуюся незапертую дверь. За ней обнаружилась чья-то спальня. Может быть, это была одна из комнат для гостей – во всяком случае, хорошо обжитой она не выглядела. Похоже, единственным, к чему тут успели прикоснуться, был мини-бар. Цуна с любопытством заглянул в распахнутые дверцы, обнаружил там распечатанную бутылку, в которой еще оставалось немного виски, и решил, что ему она сейчас все равно нужнее, чем кому-либо.

Перед глазами до сих пор стояло растерянное, полное сочувствия, лицо Кёко. В ушах до сих пор звучали ее слова. «Извини, Цуна-кун. Я так благодарна, что ты пригласил нас всех сюда на свой день рождения. Ты замечательный, и мне не хочется тебя расстраивать, но я всегда считала тебя другом, только другом».

Только другом. Чтобы он еще хоть раз начал дружить с девчонкой…

Цуна приложился к виски. Горло тут же обожгло, он поперхнулся, закашлялся. Потом закрыл глаза и упал на кровать.

К тому времени, когда бутылка окончательно опустела, а полоски на обоях плыли у него перед глазами, подрагивая, точь-в-точь как пламя посмертной воли, Цуна окончательно уверился в мысли, что Кёко, должно быть, просто не поняла, что он хотел ей сказать из-за того, как сильно он мямлил и заикался.

– Слабак, – сокрушенно вздохнул он в пустоту. – Неудачник.

– Мусор, – добавила пустота откуда-то слева голосом Занзаса. После чего грозно осведомилась: – Тебе что, мало того, что ты занял мое законное место наследника? Теперь ты еще пьешь мое виски в моей кровати?

Цуна повернул голову и смущенно улыбнулся расплывающейся перед глазами форменной пряжке ремня.

– За-анзас, – с трудом ворочая языком, протянул он. – Ты тоже считаешь, что мне нужно стать решительнее?

Занзас бесцеремонно подвинул его и сел на кровать. Перевел взгляд с раскинувшегося рядом в позе выброшенной на берег медузы Цуны на опустевшую бутылку и обратно. В его глазах отразилось понимание.

– Ты наконец решил научиться пить, как нормальный мужик? – спросил он.

Цуна хотел объяснить, но мысли в голове путались и расплывались, как полоски на обоях. Поэтому он решил сделать проще: продемонстрировать.

С третьего раза ему удалось приподняться на кровати, но его так шатало, что пришлось оседлать колени Занзаса, чтобы не упасть, и вцепиться ему в ворот рубашки. Из-за небольшой потери ориентации, за рубашку он дернул так сильно, что верхние пуговицы отлетели.

– Извини, – сказал Цуна очень решительным голосом, поднимая глаза на Занзаса. – Но это было н-необходимо.

Занзас смотрел на него со смесью ужаса и восхищения. Нет, скорее шока. Или все-таки восхищения.

– Только не подумай, пожалуйста, что-нибудь не то, – решив не останавливаться на достигнутом, Цуна начал хорошо отрепетированную перед зеркалом речь, – но я давно хотел сказать, как много ты для меня значишь.

Он проникновенно посмотрел Занзасу в глаза. Глаза у Занзаса были красивые: очень выразительные, по крайней мере, такими они казались сейчас, с темными, неожиданно длинными, как у девчонки, ресницами. Странно, но факт: его мужественному лицу такие ресницы очень шли.

Занзас вопросительно вскинул бровь, и Цуна понял, что вся заготовленная для Кёко-тян речь вылетела у него из головы. Оставалось только импровизировать, причем делать это как можно решительнее.

Сосредоточившись, Цуна толкнул Занзаса в грудь, чтобы тот упал на кровать. Занзас только снова вскинул бровь, вопросительно глядя на упершуюся в него мальчишескую ладонь. Цуна вошел в гипер-режим и попробовал еще раз. Со второй попытки Занзас упал на кровать очень красиво.

Цуна навис над ним, неотрывно глядя глаза в глаза.

– Короче, детка, – произнес он. – Выслушай меня и постарайся понять, пусть даже это будет нелегко. Мне ведь, знаешь ли, тоже непросто. – Он сделал паузу, довольный тем, как хорошо начал. Почему-то широко распахнутые глаза Занзаса вдохновляли его больше, чем широко распахнутые глаза Кёко. – Я думаю о тебе чаще, чем о том, как не хочу становиться боссом мафии, то есть очень часто. Но, хотя это, – тут Цуна немного смутился, но вовремя вспомнил, что обещал себе быть смелее, – оч-чень приятные мысли, одних мыслей уже не достаточно. Я хочу быть с тобой. Защищать тебя. Любить. Творить с тобой всякие грязные штуки.

– Какие, например? – поинтересовался Занзас.

Цуна улыбнулся и ласково взлохматил ему волосы.

– Например, вот, – сказал он, быстро наклонился и на мгновение прижался губами к губам. – Не бойся, я позабочусь о том, чтобы тебе было хорошо.

– Да ты…

– Вот что я должен был ей сказать, – закончил Цуна объяснять.

Пламя посмертной воли погасло и он устало уронил голову Занзасу на грудь.

В комнате воцарилась тишина.

Потом кто-то грубо встряхнул Цуну за плечи, и он обнаружил, что снова смотрит в потемневшие глаза Занзаса, на лице которого четко проступили старые шрамы. Цуна догадался, что срочно должен за что-то извиниться, а потом, если получится это сделать до того, как ему свернут шею, поскорее юркнуть за дверь.

Но едва он успел открыть рот, Занзас тут же накрыл его своим. Цуна растерялся и ответил на поцелуй. На такой поцелуй просто нельзя было не ответить.

Когда Занзас оторвался от него, Цуна даже забыл, как выглядело лицо Кёко-тян, когда она ему отказала. Зато хорошо помнил, что в решающие моменты нужно действовать смелее.

– Еще раз, пожалуйста, только помедленнее, – вежливо и решительно попросил он заплетающимся языком. – А потом я попробую повторить.

Занзас усмехнулся и не менее решительно сгреб его в охапку.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		47	(100%)
Всего:		47

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда волчьей ягоды, работа по чужому пейрингу

---

[Очень Суровый Шиповник]

Название: Никакого привыкания
Автор: Ollyy
Бета: Shun
Размер: 1065 слов
Пейринг/Персонажи: Цуна/Занзас
Категория: слэш
Жанр: стеб
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире. Автор материальной прибыли не извлекает.
Рейтинг: R
Краткое содержание: Занзас вальяжно сидел, закинув ногу на ногу, презрительно щурился, сплевывал на пол — словом, наглядно демонстрировал всем собравшимся, кто тут альфа-самец. И пока внутренний, четырнадцатилетний Цуна ежился, бледнел и готовился упасть в обморок (чему сильно мешало отсутствие контроля над физическим телом, но он все равно старался), двадцатичетырехлетний ухмыльнулся на редкость паскудно и целенаправленно зашагал к Занзасу.
Предупреждение: трэш, угар и содомия нецелевое использование канонных примочек

Цуна подсел на эти таблетки случайно.
Первую — как это всегда происходит у опытных дилеров — он получил совершенно бесплатно. «Смотри, какая прикольная штука, улетные ощущения и никакого привыкания; просто попробуй» — старая как мир история. Хитрожопые продавцы кайфа и смерти в веселенькой желатиновой оболочке всегда толкают такие речи, а лохи вроде Цуны — ведутся.
И Цуна попробовал. Глотательное движение, таблетка словно взрывается у тебя в пищеводе — а может, и без «словно», учитывая, что сделана она по технологии гранат десятилетнего будущего семьи Бовино — и ты больше не жалкий никчемный Цуна. О нет, целых пять минут ты смотришь на мир глазами двадцатичетырехлетнего Савады Цунаеши, десятого босса семьи Вонгола, сильного, уверенного и циничного. Чувствуешь себя им, подглядываешь, как он принимает решения за тебя; вместо тебя. И никакого перекладывания ответственности, ведь через десять лет ты совершенно точно станешь им. Ты же сам видел это в будущем, в конце концов. Так что, по сути дела, это просто ты сам пришел себе на помощь.
Поставить на место зарвавшегося хулигана? Позвать Кеко в кино? Нормально написать контрольную по английскому? Легко.
А потом ты пробуешь еще — ведь если ты не просто не отдашь старшекласснику свои карманные деньги, но и заберешь его, то на следующий день он совершенно точно будет караулить тебя у школьных ворот в компании своих друзей. Еще — оказывается, недостаточно позвать куда-то девушку, с ней надо туда пойти. И еще — на повестке дня по-прежнему были математика, физика и японский.
И ты сам не понимаешь (да и не особенно задумываешься), как так получилось, что через неделю таблетки десятилетнего будущего плотно вошли в твой рацион, а твои деньги — в кошелек дилера.
— Что будет, если закинуться сразу тремя? — как-то поинтересовался Цуна. — Поменяюсь местами с собой из тридцатилетнего будущего? Или эффект продлится пятнадцать минут вместо пяти?
— Лучше не пробуй, — хмыкнул Ламбо, пересчитывая купюры. Больше он ничего не сказал: умный поймет и так, а объяснять дураку — только бросать слова на ветер. Цуна покладисто кивнул и сменил тему.
Но вот в Намимори приехал Девятый, и оказалось, что колеса помогают не только в обычной жизни, но и в бизнесе тоже. Под его одобрительным взглядом Цуна, лихо закинувшись очередной таблеткой, решил пару семейных проблем (а заодно ввел в моду использование одноразового полиэтиленового передника, как у патологоанатомов или мясников — очень удобно и экономично) и придумал переговоры на время. Как скоростные свидания: на каждого партнера отводится ровно одна минута, а потом вы меняетесь столиками и идете к следующему. КПД зашкаливал, да и трупы удобнее вывозить из одного места.
Все пошло наперекосяк, когда за одним из столиков Цуна увидел Занзаса. Тот вальяжно сидел, закинув ногу на ногу, презрительно щурился, сплевывал на пол — словом, наглядно демонстрировал всем собравшимся, кто тут альфа-самец. И пока внутренний, четырнадцатилетний Цуна ежился, бледнел и готовился упасть в обморок (чему сильно мешало отсутствие контроля над физическим телом, но он все равно старался), двадцатичетырехлетний на редкость паскудно ухмыльнулся и целенаправленно зашагал к Занзасу.
Он поймал стакан, брошенный точно в голову, отпил, поморщился и сказал:
— Теплое. Запомни на будущее — виски я предпочитаю со льдом.
Ладонями остановил пламя Ярости, сорвавшееся с рук Занзаса, и заморозил его прямо у того на пальцах. А после, обламывая с получившейся ледяной хризантемы лепестки и кроша их в стакан, добавил:
— Со льдом вкуснее. Если ты понимаешь, о чем я.
Лизнул напоследок пальцы Занзаса, покрытые радужным льдом, словно глазурью, причмокнул губами — Цуна с ужасом ловил собственное щуплое отражение в черных бездонных зрачках, скрывших радужку — и пошел к следующему столику. Все вместе случившееся заняло ровно минуту — Цуна из будущего никогда не мешал дело и удовольствие.
Через неделю их с Занзасом пути снова пересеклись — в ресторане. Строго говоря, это было самое настоящее свидание. С утра Цуна нашел на подушке записку: «Ровно в 19-03 в «Шиповнике». Таблетка в правой руке, букет в левой. НЕ розы — царапины от шипов заживают долго, я проверял» и целых три минуты развлекал себя мыслью, что просто проигнорирует ее и никуда не пойдет. Пожалуй, это были лучшие три минуты в его жизни.
Увидев Занзаса — он пришел с веником из мохнатых астр, неужели тоже заботился о своем… визави? — Цуна застонал и торопливо сглотнул. Маленький взрыв в пищеводе, и вот он уже снова просто наблюдатель. Короткая дуэль на букетах вместо приветствия, пол и лицо некстати подошедшего метрдотеля покрылись разноцветными лепестками, а им моментально выделили отдельный зал.
— Ты не в платье? — буркнул Занзас, пережевывая стейк.
— Ты так очаровательно поддерживаешь светскую беседу, я покорен, — если бы настоящий Цуна мог, он бы покраснел, побледнел и сполз под стол. Цуна-из-таблетки ухмыльнулся, накрыл ладонь Занзаса своей и, подавшись вперед, интимно прошептал: — Так тебя возбуждают мужики в женских шмотках? Мы можем это устроить.
И уворачиваясь от ножа, вилки, ложки — черт бы побрал эту дурацкую сервировку в ресторанах! — тарелки, солонки и всего остального, что было на столе, он успел три раза подмигнуть Занзасу, невзначай погладить его по спине и ущипнуть за задницу.
Судя по тому, что на следующий день сам Цуна был все еще жив, свидание определенно удалось.
Очередная записка ждала его на двери собственного дома.
«В полночь у меня в отеле, мусор». Получив ее, Цуна задрожал, а Цуна-на-колесах довольно осклабился и послал Занзасу красное кружевное платье с разрезами до бедра и рискованным декольте. Между прочим, найти нужный размер оказалось очень непросто!
Пожалуй, именно в этот момент Цуне впервые пришла в голову спасительная мысль отказаться от таблеток Бовино вовсе. Неудачники вроде него всегда хотят соскочить, когда внезапно обнаруживают, что то, в чем они по уши увязли, вовсе не шоколад. Но потом он представил, как будет разбираться с Занзасом самостоятельно, и торопливо бросился к Ламбо за новой дозой.
— Э-э-э, — замычал Цуна, когда Занзас открыл дверь номера, — красный тебе идет. В смысле, подходит под цвет глаз. И перьев. Наверное.
Занзас зарычал, втащил Цуну внутрь и прижал к стене.
«Нет, я не справлюсь!» — пискнуло сознание Цуны и отключилось. Надежда все же обойтись собственными силами с треском провалилась.
— Боишься кончить раньше времени? — рыкнул Занзас, а Цуна-из-таблетки легонько оттолкнул его, прошел к кровати и уверенными, в оранжевых всполохах, пальцами взял тюбик смазки.
— Я предпочитаю со льдом, — мягко мурлыкнул он, откручивая крышку, и, в два шага настигнув Занзаса, добавил: — Скажи, а ты умеешь зажигать пламя Ярости только на пальцах?..

Это было определенно круче, чем дрочить в одиночку. Цуна и представить не мог, что бывает вот так… и так… и особенно так, с кубиками льда в заднице и пламенем на кончике… ну вы поняли, о чем я. Беда была в другом: утром рядом с Занзасом проснулся обычный никчемный он, а пузырек в кармане пиджака оказался из-под таблеток Бовино, а не с ними.
Пожалуй, именно тогда, когда заворочался, просыпаясь, Занзас, Цуна окончательно понял, что такое настоящая наркотическая зависимость.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось		56	(100%)
Всего:		56

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда шиповника, работа по чужому пейрингу

---

Вишня, Как лучше и как всегда

[arbuz-team]

код баннера

<a href="http://sladkaya-bitva.diary.ru/?userid=3017568"><img src="http://img823.imageshack.us/img823/2823/71904696.jpg"></a>

Название: Как лучше и как всегда
Автор:  arbuz-team
Бета:  arbuz-team
Персонажи: Занзас/Сквало
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Размер: 1105 слов
Дикслеймер: Амано имеет всех.
Саммари: У них все сложно.

Дождь начался ближе к восьми. Сквало снизил скорость - сквозь сумеречную мокрую пелену практически не было видно дороги. Проститутку они нашли под мостом, их там стояла целая стайка.
- Самую молчаливую, - сказал Занзас мужику, охранявшему шлюх, и протянул купюру.
На заднее сиденье втолкнули какую-то худую растрепанную девицу в сыром платье.
- Господ двое, - деликатно намекнул охранник. Он, видимо, был новым здесь или совсем шестеркой - правильно, кого в такую погоду оставят отираться на улице, - и ни Занзаса, ни Сквало в лицо не узнал.
Занзас поморщился, но доплатил. Охранник кивнул и исчез, выданной ему суммы хватило бы и на трех телок.
Ехали долго. Сквало останавливал машину у каждого встреченного отеля, но Занзасу никакой не нравился. Шлюха успела задремать. Один раз задержались перед переездом, от гудящего поезда шел мокрый плотный пар.
- Убивать ты ее собрался, что ли? - неприязненно спросил Сквало, когда они остановились у какой-то задрипанной гостиницы, вывеска которой живо напоминала о восьмидесятых годах, когда слова "дизайн" еще и не придумали, наверное.
- Вряд ли, - пожал плечами Занзас.
Сквало схватил за плечо и вытащил наружу размякшую сонную шлюху, быстрым шагом довел ее до навеса. Занзас, закрывая машину, не торопился - не считал нужным, он шел сквозь дождь, не обращая внимания на потоки воды, окатывающие его с ног до головы. Сквозь мокрую рубашку просвечивало тело.

- Приступайте, - лениво велел Занзас, когда шлюха выбралась из душа.
Она была маленькая, щуплая, гладко выбритая, на бедре красовался оставленный кем-то из предыдущих клиентов синяк. Она неловко накручивала прядь волос на палец. Сквало окончательно понял, что на это вот у него не встанет, и тут же озвучил свою мысль. Тогда девица развернулась и шагнула к Занзасу. Лучше бы она этого не делала - он ударил ее в живот, так что она отлетела, и Сквало едва упел подхватить ее под руки.
- Не слепой, видел же, что брали, - угрожающе произнес Занзас. - Теперь еби.
- Под юбку же я к ней не заглядывал, - огрызнулся Сквало. Он поставил шлюху на ноги, к ее чести она так ни слова и не сказала, хотя, может, просто была немой. - Да пошел ты. Снял телку? Сам и…
Он не договорил, потому что Занзас поднялся с дивана. Один из пистолетов уже был у него в руке.
- Беги, не заперто, - сказал Сквало девице и толкнул ее в сторону двери.
Щит из пламени дождя не мог долго выдерживать поток пламени ярости, но Сквало надеялся, Занзас одумается раньше, чем сам Сквало выдохнется.

Они простояли так несколько минут, потом Занзас опустил руку, а Сквало пошел закрывать номер.
- Если ты еще раз…
- И что? Что ты сделаешь? - спросил Сквало, сунув руки в карманы. Ему было лень изображать готовность к драке.
Занзас угрюмо молчал. Сквало подошел ближе и положил ладонь ему на шею. Волосы у Занзаса все еще были мокрые, и по пальцам Сквало стекали теплые капли воды.
- А вот на крепких смуглых мужиков у меня бы вставало. Но ты бы ревновал, да? Выходит, сам себе проблемы создаешь.
Занзас стоял, не двигаясь, и Сквало успокаивающе погладил его по плечу, крепко надавливая, как ласкал бы животное. Ему очень хотелось сказать Занзасу все, что он думал и о его трусости - велико ли дело подставить задницу человеку, с которым давно хочешь переспать, и о его чистоплюйстве - велико ли дело воспользоваться руками, когда другой возможности нет, но этот разговор всегда заканчивался на словах "есть разные способы" - и заканчивался ссадинами, ожогами и злым, неприязненным молчанием.
Щекой Сквало прижался к щеке Занзаса, передавая часть своего пламени, и тот шумно вздохнул. Конечно же, ему тоже хотелось, наверняка, даже гораздо сильнее.
- Я так тебя хочу, - прошептал Сквало Занзасу на ухо, потянул к себе, за собой и в нужный момент ловко пнул в лодыжку. Они повалились на кровать.
- Нарываешься, - констатировал Занзас, но больше ничего не сделал. Он лежал на Сквало сверху, почти всем своим весом, и слой пламени дождя струился поверх их тел.
- Поцелуй меня, - попросил Сквало.
- Пошел к черту.
Тогда Сквало сам потянулся к нему, но Занзас брезгливо отвернул лицо.
- Идиот, - ответил Сквало, вместо поцелуя дотрагиваясь губами до его шеи, и втянул воздух.
Занзас приподнялся на руках и сдвинулся, но Сквало, обхватив поперек спины, не дал ему встать окончательно. - Проще простого же, - он нашарил ладонь Занзаса и положил себе на грудь.
- Даже не думай, кретин. Хватит уже меня упрашивать, я не прикоснусь к тебе, - ответил Занзас, но убирать руку не торопился.
Они оба были раздеты до пояса, так что звучало это особенно смешно. Сквало поерзал на покрывале, теснее прижимаясь к нему.
- Я и не предлагаю, - хмыкнул Сквало и расстегнул себе ширинку, все еще продолжая другой рукой удерживать Занзаса, на всякий случай. - Просто составь компанию одиноко дрочащему мне. Погляди. Или без бабы не то?
Он говорил, медленно водя рукой по члену, и внимательно смотрел, как меняется выражение лица Занзаса - от отвращения до любопытства.
- Хватит трепаться. Давай быстрее, и я пойду, - сказал он, запустив руку в волосы Сквало, и тот замолк, захлебнувшись воздухом.
Занзас был рядом, тяжелый, гладкий, горячий, Сквало смотрел снизу и млел, от возбуждения поджимались пальцы ног. Он тяжело дышал приоткрытым ртом, пытаясь представить, что будет, если Занзас и в самом деле наклонится и поцелует его.
- Быстрее, - потребовал Занзас, подтолкнул коленом бедро Сквало, заставив шире раздвинуть ноги. Сквало зашипел и выгнулся, пытаясь прижаться к нему всем телом, но Занзас отпихнул его. - Лежи смирно, говорю тебе.
- Что еще скажешь? - процедил Сквало, часто дыша, все быстрее двигая кулаком.
- Разрешаю кончить, - ответил Занзас.
- Блядь. - Сквало выплеснулся несколькими толчками, крупно вздрагивая. Ему казалось, он готов сейчас вывернуться наизнанку от удовольствия, настолько же постыдного, насколько и неожиданного. - Ничего умнее-то не придумал?
Занзас скептически приподнял бровь и весь встряхнулся, освобождаясь от объятий.

Дождь за окном шел на убыль, было совсем темно. В открытое окно проникал холодный влажный воздух.
- Здесь останемся ночевать? - спросил Сквало, рассматривая не до конца просохшую рубашку, надевать ее снова не хотелось.
- Поедем, - решил Занзас.
Сквало закончил перешнуровывать сапоги и тяжело поднялся. Занзас стоял, рассматривая улицу под окнами, Сквало тоже старался на него не глядеть. Отчего-то было не слишком приятно.
- Насчет твоих "разных способов", - неожиданно сказал Занзас. - Обдумай этот вариант.
- Я не нанимался тебе кончать по приказу. Я тебе не извращенец какой-нибудь! - вскинулся Сквало.
- А я? - откликнулся Занзас. Сквало пожал плечами. - Ну вот. Иди, подумай.
В коридоре звуки дождя, барабанившего по черепичной крыше, были слышны особенно четко. Спускаясь по лестнице, в светлом проеме одной из приоткрытых дверей Сквало заметил шлюху, которую они подцепили вечером. Она сидела на стуле, завернутая в простыню, и курила, глядя на невидимого Сквало собеседника.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		46	(100%)
Всего:		46

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда арбуза, работа по чужому пейрингу

---

[Сладкая битва]

Уважаемая команда Арбуза. Пожалуйста, приготовьтесь. Понедельник 16.07.2012 объявляется Днём арбуза.

Уважаемая команда Клубники. В течение Дня арбуза вы можете вернуть свои работы на сообщество. В противном случае команда дисквалифицируется.

Уважаемые команды, пожалуйста, приготовьтесь. Вторник 17.07.2012 объявляется Свободным днем. В Свободный день можно выкладывать внеконкурсные работы по пейрингам, не участвующим в Битве.

@темы: Команда арбуза, Команда клубники, организационное

---

[God save 8059]

Команда клубники снимает все свои работы со Сладкой битвы.
Надеемся, без нас этот конкурс принесет читателям больше радости.

---

[Голубичная поляна]

Название: Между морем и небом
Автор: Голубичная поляна
Бета: Голубичная поляна
Персонажи: Занзас/Сквало
Рейтинг: PG
Размер: 1077 слов
Дисклеймер: Все принадлежит Амано
Предупреждение: AU внутри канона
Примечание: идеей для фанфика послужила заявка с Cold Reborn Занзас/Сквало.

спойлер!

Сквало-оборотень, по ночам превращающийся в акулу. Занзас единственный в Варии, кто знает об этом. Возить Супербию на личном автомобиле на побережье и выпускать в море, заворачивать в плащ по возвращении. "Ты холодный, как само море. Ты мой"
От автора: в подарок для  Rudaxena

– Какого чёрта происходит, мусор? – Занзас расположился на больничной койке, проигноровав стоящий рядом стул. – Объяснишь, наконец? Или мне вытрясти это из тебя силой?
Занзасу и впрямь хотелось привести в действие свою угрозу. Возможно, тогда он смог бы узнать, что творилось в голове у Сквало, который иногда менялся в лице среди бела дня на ровном месте, а ночью исчезал, возвращаясь только под утро – вымотанный и уставший. Заваливался спать на несколько часов, а затем вёл себя, как ни в чём не бывало.
Сквало сидел, подложив подушку под спину. Устало потёр узкими ладонями лицо и посмотрел из-под чёлки – долго, нечитаемо.
– Не справился с управлением, – сказал он глухо.
Занзас мог бы сказать ему о том, что всё знает. Что машина едва ехала, когда слетела в кювет. Что она исправна. Что Сквало был абсолютно трезв. Но он промолчал.
Протянул руку и сжал между пальцами белую прядь. Волосы были слипшимися, жёсткими и оставляли после себя на ладони едва заметные, белые крупинки соли. Запах моря Занзас почувствовал, едва подойдя к Сквало. Терпкий и солёный, он, казалось, проник под бледную кожу, опутав невидимым коконом.
Странно всё было и непонятно, а Сквало молчал. Занзас вышел и, хлопнув дверью, оставил его в одиночестве.

По дороге к варийскому особняку Занзас думал о происходящем. Сквало лгал ему, это очевидно. Нет, даже не так. Не договаривал что-то, скрывал. Его поведение напоминало те ситуации, когда врут о себе родственникам и друзьям, уверяя, что всё хорошо. А через несколько месяцев ты приносишь цветы на кладбище.
Занзас носить цветы не собирался.

Поймать Сквало оказалось непросто: следить за ним всё время самому было невозможно, а никому другому Занзас не доверял – не хотел доверять. Оставалось только ждать подходящего момента. Несколько раз всё повторилось снова: Сквало срывался куда-то, возвращался на рассвете и приносил с собой запах моря. Занзас продолжал наблюдать: присматривался, выжидал, и в один из дней увидел, как застыл Сквало, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, к какому-то зову, известному только ему одному. Секундное замешательство, которое никто другой и не заметил бы, но оно не укрылось от внимания Занзаса. Сегодня, решил он.
Устроившись на заднем сидении машины Сквало, Занзас наблюдал, как тот порывистым шагом зашёл в гараж и направился к автомобилю. Забравшись внутрь, Сквало замер, сразу почувствовав чужое присутствие. Затем вдруг дёрнулся порывисто, будто желая выйти, но всё-таки остался.
Занзас встретился с ним взглядом в зеркале заднего обзора.
– Езжай, – сказал он таким тоном, что любой бы понял – лучше не спорить.
Сквало глянул на него зло и безысходно.
– Ни к чему тебе это знать, поверь, – сказал он непривычно тихо и отвел глаза.
– Сам решу.
Занзас видел, как рёбра у Сквало ходили ходуном, как он стискивал побелевшие губы. Он хотел бы выйти сейчас из машины, но не мог – это Занзас понял сразу. Что-то вело его за собой, и противиться этому он был не в состоянии.
– Как знаешь, – выдохнул Сквало, заводя мотор и трогаясь с места.

Пока Сквало гнал машину, Занзас наблюдал за ним и, вглядываясь в тонкий профиль, пытался уловить странное впечатление, которое производил Сквало. Казалось, что сейчас он не принадлежал этому миру. Будто бы здесь, рядом, но в то же время далеко так, что не дозовёшься. Объяснить это было сложно, почувствовать – гораздо легче.
Сквало тем временем свернул в сторону. Дорога, петляя, спускалась вниз, и Занзас понял – они всё-таки едут к морю.
Море, море, море. За короткое время Занзас его почти возненавидел. Ветер, приносящий с собой его запах, не вызывал ничего, кроме раздражения. Он испытывал к морю злость, недоверие и даже ревность – почти как к живому существу. Но оно и было живым и забирало у Занзаса то единственно важное и нужное, что у него оставалось.

Сквало остановил машину перед песчаным пляжем и заглушил мотор. Занзас ждал, пока он искал что-то в багажнике. На берегу было тихо, пустынно и тепло, несмотря на середину осени. Море размеренно и глубоко дышало – равнодушное и спокойное.
– Занзас, – хрипло начал Сквало, подойдя к нему. Видно было, что слова давались ему с трудом. – Ещё не поздно передумать.
Занзас только усмехнулся и пошел вперёд, зацепив Сквало локтем. Слышал, как за спиной шуршал песок, а потом Сквало обогнал его и зашагал быстрее, остановившись только у самой воды. Бросил на песок одеяло, замешкался на мгновение, а потом стал стягивать с себя форму.
Занзас стоял рядом, даже не думая отворачиваться.
Сквало менялся на глазах. Занзас прикоснулся к выступающей лопатке, кожа которой стала жесткой, словно наждачная бумага, и неприятно царапала ладонь. Сквало обернулся, посмотрел отсутствующим взглядом и дернул плечом, сбрасывая его руку. Он отступил на шаг, но Занзас успел заметить появившиеся на его шее полукружья прорезей.
Занзас глядел внимательно, не отрываясь, стараясь запомнить мельчайшие детали. Смотреть на превращение было жутко, но и отвести взгляд – невозможно.
Сквало зашёл в воду и поплыл вперёд, делая широкие гребки. Через несколько секунд над водой показался изогнутый острый плавник – большая акула стремительно уходила в открытое море, покидая полосу прибоя.
Оставшись на берегу в одиночестве, Занзас сел на песок, глядя на расстилавшуюся перед ним тёмную громаду моря. Впереди была вся ночь – не так уж и долго для того, кто привык ждать.

Сквало вернулся, когда на горизонте разгорелся свет восхода. Выполз на берег, загребая пальцами живой руки песок и оставляя за собой следы, исчезающие в набегающих волнах. Он дышал тяжело, хрипло и рвано, будто заново привыкая.
Занзас вытащил его на берег, взял одеяло и укутал всего. Усадил на песок рядом с собой, обхватив рукой. Сквало был не просто холодный – ледяной. Мокрые, потемневшие от воды волосы спутанными прядями прилипли ко лбу и скулам; Занзас отвёл их одну за другой, прикасаясь пальцами к лицу с заострившимися чертами.
– Ну и где тебя носило, русалочка? – усмехнувшись, спросил он.
Сквало сердито засопел, метая яростные взгляды. Были бы силы, наверное, и двинул бы.
– Ты не ушёл, – едва слышно, скорее, самому себе сказал он после долгого молчания, когда возможность говорить вернулась к нему.
Занзас глянул на него удивлённо.
– Только в твоей тупой акульей башке могли возникнуть такие мысли, – сказал он беззлобно. – Поехали отсюда.
– Подожди, я ещё не...
Занзас понял и, поднимаясь, подхватил Сквало на руки. Тот потрясённо замер на секунду, а потом толкнул локтем.
– Пусти, – возмущённо просипел он. – Я сам дойду.
– Сомневаюсь, что сможешь даже доползти, – возразил Занзас, невозмутимо неся его на руках.
Сквало пробурчал что-то неразборчиво и затих. Он оказался удивительно лёгким, наверное, из-за своего теперешнего состояния, предположил Занзас.
В машине он уложил Сквало на заднее сидение и пошёл обратно за оставшимися на берегу вещами. Когда вернулся, застал его свернувшимся в немыслимый клубок и уснувшим.
Занзас вёл машину, оставляя за спиной сверкающую гладь воды. Запах моря, поселившийся, кажется, навечно рядом с ним, больше не раздражал. Море не было ему соперником, потому что Сквало всегда возвращался к небу, которое тоже умеет хранить чужие тайны.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось!		48	(100%)
Всего:		48

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда голубики, работа по чужому пейрингу

---

[Смородина_Лайт]

Название: Танго
Автор: Белая Смородина
Персонажи: Сквало/Луссурия
Рейтинг: PG-13
Размер: превью - 150х150, по клику на превью полный размер - 768х1011
Дикслеймер: Права на мир и персонажей принадлежат Амано
Саммари: "Танго считается музыкой страстной любви. Это не так. Это музыка одиночества и похоти"

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось!		43	(100%)
Всего:		43

@темы: конкурсная работа, арт, Команда белой смородины, работа по чужому пейрингу

---

[Смородина_Лайт]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[LuS team]

Название: Вопрос без ответа
Автор:  Feijoa
Бета:  Feijoa
Персонажи: Луссурия/Сквало
Жанр: юст, преслэш
Рейтинг: PG-13
Размер: 548 слов
Дикслеймер: мир и персонажи принадлежат Амано.


Сквало шестнадцать. Луссурия знает о нем практически все. Спиртное слишком легко развязывает Сквало язык, а пьет Сквало все чаще.
У Сквало нет секретов. Своих — нет, а чужие он обходит злым молчанием, более выразительным, чем слова.
У него темные круги под глазами, небрежный хвост белых волос и хронический недосып. Луссурия не может понять, почему Сквало все еще в Варии. Сквало не командный игрок и не прилагает никаких усилий к тому, чтобы им стать. Его ничто здесь не держит.
Но все-таки он здесь.

Наконец, Луссурия не выдерживает и приходит к нему с вопросом. В ответ он ждет вопля и попытки полезть в драку, но Сквало только отводит глаза. И долго молчит, а вопрос Луссурии так и висит в воздухе ментальным эхом.
— Ты его любишь?

Луссурия уверен, что Сквало, пожалуй, любит мужчин, даже если еще и не смирился с этим фактом. Сквало шестнадцать, он ничего в этой жизни не боится, он привык побеждать, но женщин он избегает, предпочитая им свою правую руку. То есть это Луссурия считает, что правую – вряд ли Сквало удобно дрочить протезом.

— Ты думаешь, это… ты думаешь, это любовь – то, что я…
— То, что ты скучаешь по нему?
Сквало судорожно кивает. Кажется, он действительно ждет ответа.
— Мы все по нему скучаем, — говорит Луссурия, тщательно подбирая слова. – Он объединял нас всех. Без него мы просто люди, а с ним…
Вместо слов Луссурия медленно сжимает кулак, и Сквало смотрит, как сгибаются его пальцы, превращая открытую ладонь в оружие.
— Если тебе нужно поговорить, то я всегда рядом, милый.
Хлесткий удар ладонью по сжатому кулаку заставляет Луссурию замолчать.
— О чем тут говорить? – отвечает Сквало яростно. – Его нужно вытащить и все.
Луссурия гладит его руку – правую, живую. Можно было бы ожидать, что Сквало отстранится от прикосновений, но тот сидит и не двигается.

Во все окна пламенеет закат. Огненный шар спускается все ниже к горизонту, окрашивает небо оранжевым и красным. Жизнь – такая нелепая штука. Вот так мечешься, желаешь чего-то, любишь, страдаешь – но зачем? Все равно все заканчивается смертью. И только солнце будет все так же вставать и садиться каждый день, а не будет уже ни тебя, ни тех, кого ты любил.

— Если ты захочешь поговорить о том, что считать любовью, ты знаешь, где меня искать, милый.
— Сиди, — бросает Сквало хмуро.
В иные моменты резкостью интонаций и привычкой считать, что все обязаны ему подчиняться, Сквало до боли напоминает Занзаса. Но Луссурия сидит – спорить ему не с руки.
В их возрасте три года разницы все еще имеют большое значение. Луссурии девятнадцать, он не может не считать, что вся ответственность лежит на нем.
— Ты мне нравишься, — говорит Луссурия, наконец. – И я хотел бы быть с тобой, но если ты любишь другого, я не стану тебе надоедать.
А Сквало вдруг ухмыляется невесело.
— Да ты романтик, Лу. А что, тебя совсем не интересует секс без любви?
Луссурия все еще касается его руки – узкая кисть, худые пальцы.
— Все, что не касается любви, я могу получить в других местах, милый. На свете полно парней.
— А я бы хотел попробовать.
Луссурия на миг теряется.
— Это можно устроить, милый.
— С тобой, — Сквало смотрит в упор, и светлый его взгляд вовсе не лучится лаской.
Он умеет быть безжалостным, что и говорить. Деликатности в нем меньше, чем в табуретке. Луссурия едва заметно улыбается в ответ.
— И это тоже можно устроить.

Вопрос так и остается без ответа. Быть может, ответа на этот вопрос и вовсе нет.

Вопрос: Понравилось?

1. Понравилось!		44	(100%)
Всего:		44

@темы: конкурсная работа, фанфик, Команда фейхоа, работа по нашему пейрингу